Ахад зло смотрел на меня, сидя в кресле. Он уже почти оправился, лишь волосы стояли дыбом да куда-то закатилась сигара. Еще несколько мгновений я остро ненавидел его, после чего вздохнул и мысленно махнул рукой. Ненависть того не стоила. Вообще очень немногое ее стоило, ведь смертная жизнь так коротка…

– Мы больше не рабы, – тихо проговорил я. – И враждовать нам уже незачем.

– Мы враждовали не из-за Арамери, – отрезал он.

– Да неужели? – улыбнулся я в ответ, и он заморгал от неожиданности. – Если бы не они, ты бы вовсе не существовал. А я…

Если я позволю себе сделать это признание, то не смогу избавиться от стыда. Никогда прежде я не позволял такого, но с тех времен столько всего изменилось. Да не просто изменилось, а перевернулось с ног на голову: теперь божеством был он, а я – нет. И я в нем нуждался, а он во мне – нет. И я сказал:

– А я бы, по крайней мере… мог попытаться стать лучше…

И вот тогда он меня удивил. Впрочем, ему всегда это здорово удавалось.

– Заткнись, балда, – сказал он и со вздохом поднялся на ноги. – Не пытайся быть большей задницей, чем обычно.

Я заморгал:

– Чего?

Ахад подошел ко мне, чем удивил еще больше. Он веками избегал находиться подле меня. Упершись руками в столешницу по сторонам от моих бедер, он наклонился и уставился мне в лицо.

– Ты действительно полагаешь, будто я настолько мелочен, что через столько лет продолжаю на тебя злиться? Нет, все совершено не так.

На его лице мелькнула улыбка, а зубы на мгновение заострились. Впрочем, не исключено, что это шутило шутки мое воображение. Я очень на это надеялся, ибо только звериной природы ему еще не хватало.

– Нет, – продолжил он. – Думаю, ты просто настолько по-божески уверен в своей хреновой значимости, что так ничего и не понял. Поэтому позволь прояснить: мне нет до тебя никакого дела. Ты для меня вообще не имеешь значения. Даже ненавидеть тебя – пустая трата энергии!

Я смотрел на него, пораженный его горячностью и, что греха таить, обиженный. И тем не менее…

– Не верю, – пробормотал я.

Он моргнул.

А потом оттолкнулся от стола с такой силой, что тот дернулся и я едва не слетел на пол. Я лишь смотрел, как он подошел к Гимн, взял ее за шкирку и почти отволок к двери.

– Я не собираюсь его убивать! – повторил он, выталкивая ее за порог. Девочка едва не упала, когда он разжал хватку. – Я и пальцем не пошевелю, только буду злорадно наблюдать за его долгой и унизительной смертью, ускорять которую у меня нет ни малейшего намерения! Твои деньги чисты: можешь со спокойной совестью умыть руки. И порадуйся, что избавилась от него раньше, чем он разрушил твою жизнь! А теперь – брысь отсюда!

И он захлопнул дверь у нее перед носом.

Потом Ахад повернулся ко мне и тяжело перевел дух, успокаиваясь. Я успел постичь его душу и понял, что именно в тот момент он принял решение. И быть может, угадал мое.

– Выпить хочешь? – вполне вежливо спросил он наконец.

– Детям пить не положено, – привычно ответил я.

– Значит, нам повезло, потому что больше ты не ребенок.

Я поморщился:

– Я… в общем, не пробовал спиртного уже несколько столетий. – Я тщательно подбирал слова, ступая по тонкому льду вроде бы достигнутого нами хрупкого мира. Да какой там лед, я скользил, точно водомерка по поверхности лужи. Однако, если мы оба не напортачим, у нас может и получиться. – Не найдется ли у тебя что-нибудь… ну…

– Для жалких? – фыркнул он и подошел к деревянному шкафчику прекрасной работы. Внутри обнаружилось не менее дюжины бутылок, полных явно крепких жидкостей с насыщенным цветом. Это были напитки для мужчин, а не для мальчишек. – Нет уж. Барахтайся или тони, другого пути нет!

Ну ладно, тонуть так тонуть. Я посмотрел на бутылки и с тяжелым вздохом решил и дальше следовать по пути примирения.

– Тогда наливай, – сказал я.

Некоторое время спустя, уже после того, как мне пришлось вспомнить, что рвота – куда менее приятный телесный акт, чем опорожнение кишечника, я сидел на полу, куда меня усадил Ахад, и долго и пристально его разглядывал.

– А тебе что-то от меня нужно, – сказал я. Надеюсь, получилось внятно, хотя внятно думать уже не получалось.

Он аристократически приподнял бровь. Сам он, кажется, даже не захмелел. Слуга уже вынес поганое ведро с плодами моей неосмотрительности. Окна были настежь распахнуты, но, несмотря на это, в воздухе витал густой запах Ахадовой сигары. Он мне не нравился, но все лучше, чем запах блевотины, поэтому я не возражал.

– И тебе от меня, – заметил он.

– Ага. Однако мои желания всегда были простыми. В данном случае мне нужны деньги, но не для себя, а для Гимн. Но раз ты их ей уже дал, значит проблема решена. А вот что касается тебя, простыми запросами ты никогда не довольствовался…