Шрифт:
Коренные недостатки существующего строя г-н Тихомиров усматривает в противоречиях по внутреннему смыслу, порождающих борьбу не только партий, но даже самих государственных учреждений, и это потому: „что у государства отнято действие необходимой части механизма, последней решающей инстанции, то есть Верховной власти“. Далее же идут общие рассуждения о характере русской и инородческой политики и, наконец, автором высказывается его основное положение о необходимости такого законодательства, которое бы предусматривало моментальное создание диктатуры. Оправдывая настоятельность таких коренных перемен, г-н Л. Тихомиров указывает и на то, что „исправить законы есть дело удобоисполнимое лишь тем самым Императором, который санкционировал их“, так как преемник будет связан Волей своего предшественника.
Кончается письмо таким обращением: „Ваше высокопревосходительство не несете ответственности по созданию конституции 1906 года. Но Вы ее всеми силами поддерживали, упорствуя до конца испытать средства вырастить на этих началах нечто доброе. Позвольте вам высказать без несвоевременных стеснений, что именно вам надлежало бы посвятить хоть половину этих сил на то, чтобы избавить Россию от доказанно вредных и опасных последствий этой неудачной конституции“ (не имея под руками номера Московских Ведомостей, цитирую по подлинному письму).
Обнародование письма публициста, деятельность которого мой брат ценил и поддерживал, имеет большое значение не только как провозглашение личных мнений г-на Тихомирова, но и как возможность предположения, что эти мнения разделялись и могли бы целиком или частично лечь в основу новой политической программы. Поэтому я считаю нравственным долгом моим обнародовать также и пометку, сделанную рукой П.А. Столыпина на полученном им письме. Она гласит: „Все эти прекрасные теоретические рассуждения на практике оказались бы злостной провокацией и началом новой революции. 9 июля“. Я думаю, что к этим словам нужно отнестись очень серьезно: в них — след искренней мысли, работавшей в напряжении страшной ответственности перед Россией».
А. Столыпин
К этому исторически важному объяснению г-на А. Столыпина, видевшему, как он говорит, пометку его брата в подлиннике, я должен прибавить, что моя статья «У могилы П. А. Столыпина» в том же № 207 Московских Ведомостей за собственной моей подписью не оставляет никаких сомнений в полном и постоянном «разногласии» моем с покойным П. А. Столыпиным по предмету исправления конституции 1906 года. Итак, никакого «предположения», что эти мнения разделялись покойным, не могло возникать. Ведь половина моей статьи состоит из сожалений о том, что я никакого успеха в переубеждении его не имел… Но хотя опасения г-на А. Столыпина в том, что его покойного брата могут заподозрить в решимости на серьезную реформу наших учреждений, или в сознании необходимости этого, — ни на чем не основаны, тем не менее опубликование «пометки» весьма важно. Это документально закрепляет справедливость моих слов о том, что я никак не мог его убедить.
Замечу еще, что строки, замененные мной в опубликованном письме многоточием, приводятся г-ном А. Столыпиным также лишь в кратком изложении. В подлинном письме моя аргументация немного подробнее, но — то, что я мог писать в частном письме, не показалось мне удобным для публикации.
Что касается существа пометки покойного П.А. Столыпина, она показывает, что он до конца дней остался в том радикальном разногласии со мной, которое наполняло меня сожалениями все время знакомства с ним. Это, по моему мнению, очень печально, ибо как ни ценил я глазомер покойного П.А. Столыпина, но в этом пункте считал и считаю его глубоко ошибавшимся. Не умная и твердая реформа явно неудовлетворительных учреждений может сделаться «злостной провокацией и началом новой революции», а совершенно наоборот: упорная задержка безусловно необходимого изменения такой конституции, которая сама и неизбежно порождает борьбу за власть.
Но что станешь делать? Я был и остаюсь убежден в одном, он был и остался убежденным в другом. Только будущее — и, по моему мнению, на горе России — покажет, кто был прав.
Какая реформа нам нужна
Пятилетняя годовщина 17 октября 1905 года вызвала чрезвычайно разнородные оценки того, что было этим днем заложено в русскую жизнь и государственность. Но при этом ни «правые», ни «левые» не обнаруживают никакого довольства им. Довольны только октябристы, которые шумно праздновали 17 октября и в Москве, и в Петербурге. Однако и в их речах обнаруживается, что учреждения, ныне созданные, действуют неудовлетворительно и что, например, по мнению самих октябристов, Государственный Совет занят «не творчеством, а разрушением чужого творчества, то есть наших (октябристских) работ» (речь Н.П. Шубинского, Голос Москвы, № 240). Конечно, октябристы заявляют уверенность, что со временем все уладится. Но такую надежду, каждый на свой лад, имеют и другие. «Мы ни на минуту не сомневаемся, — говорят, например, Русские Ведомости (№ 239), — что провозглашенные в Манифесте начала рано или поздно одержат победу над противоборствующими течениями и воплотятся в соответственных определенных формах государственной организации». Но в ожидании будущего Русские Ведомости не могут «вычеркнуть из сознания пяти лет, которые потянулись вслед за ярким моментом всенародной (?) радости и которые привели нас к тому, что от этой краткой радости не сталось и следа». Только в будущем Русские Ведомости рассчитывают «вывести нас рано или поздно из современного тупика».
Правые органы по большей части промолчали самый день пятилетия 17 октября, в чем само по себе выражается их нерадостное отношение к нему. Но, например, Русское Знамя в день пятилетия Союза Русского Народа выражало такие же, как и Русские Ведомости, надежды на будущую победу, — только, конечно, не «кадетскую», а свою, — а в самый день 17 октября г-н Ярмонкин, жалуясь, подобно Русским Ведомостям, на настоящее, говорит (Русское Знамя, № 234): «Пора понять, что уже давно наступило время для монархистов, когда из пассивной роли стало необходимым перейти в роль активную».
Мы ограничиваемся этими немногими образчиками бесспорного и общеизвестного факта, что настоящим положением никто не доволен, и все одинаково надеются на его грядущую перемену, которую все же стараются подготовлять, каждый на свой лад, каждый в духе своих принципов. В этом отношении сами октябристы не составляют исключения, потому что они тоже ведут к перемене положения, но только осторожно, раз и навсегда взявши за правило оппортунистическое пользование обстоятельствами.
Но если, таким образом, никто не доволен существующим положением, и все с самыми противоположными целями готовятся к его изменению по мере сил и возможностей, то, конечно, не может подлежать сомнению, что это изменение непременно произойдет, а в ожидании какой-то перемены данный строй лишается поддержки всех политических сил, которые им не довольны и задача которых состоит не в том, чтобы ее поддерживать, а в том, чтобы его изменить. Это факт, в высшей степени чреватый последствиями.