Шрифт:
— То есть ты вложила столько труда и времени в нечто, чем даже никогда не воспользуешься, — отметил Гаотона.
— Такова жизнь.
Гаотона покачал головой.
— Меня наняли, чтобы уничтожить картину, — выпалила Шай.
Она сама не понимала, зачем сказала ему это. Шай должна быть честной с Гаотоной, только так её план может сработать, но данный кусочек правды ему знать не обязательно. Или нет?
Гаотона поднял взгляд.
— ШуКсен нанял меня уничтожить картину Фравы, — продолжила она, — вот почему я сожгла шедевр вместо того, чтобы вынести его из галереи.
— ШуКсен?! Но… он автор! Для чего ему желать уничтожения одной из своих работ?
— Потому, что он ненавидит империю, — ответила Шай. — Картина нарисована для любимой женщины, а её дети подарили шедевр императору. ШуКсен уже стар, ослеп и почти не может двигаться. Творец не хочет уйти в могилу, зная, что одна из его работ теперь прославляет Империю Роз. Он умолял меня сжечь её.
Казалось, что Гаотона остолбенел. Арбитр смотрел на неё, словно пытался заглянуть в саму душу Шай. Зачем так пристально смотреть, в течение этого диалога она уже и так полностью раскрылась.
— Мастеров его уровня очень сложно подделать, — продолжила Шай, — особенно не имея оригинала, с которого снимаешь копию. Если ты внимательно подумаешь, то поймешь, что я никогда бы не создала такие подделки без его помощи. Он объяснил мне свои приемы и технику, рассказал о процессе её написания. Обучил манере нанесения мазков кистью.
— Почему ты просто не вернула ему оригинал? — спросил Гаотона.
— Он умирает, — ответила Шай. — Для него нет смысла хранить её у себя. Эта работа была написана для любимой. Раз возлюбленной уже нет в живых, то он решил, что и картины не должно быть на этом свете.
— Бесценное сокровище, — произнес Гаотона, — утрачено из-за глупой гордости.
— Это была его работа!
— Уже нет, — возразил Гаотона. — Она принадлежит тем, кто её хоть раз видел. Зря ты согласилась. Никак нельзя оправдать уничтожение картины такого масштаба, — он поколебался. — И всё-таки, я понимаю. Ты поступила по-своему благородно. Твоей целью был Лунный Скипетр. Подвергать себя такому риску, чтобы уничтожить картину, было опасно.
— ШуКсен обучал меня живописи с моих юных лет, — промолвила она. — Я не могла отказать ему в просьбе.
Было видно, что Гаотона не согласен, но создавалось впечатление, что он понимает. Ночи! Шай чувствовала себя беззащитной.
«Это важно, — говорила она себе. — Может быть…»
Но Гаотона так и не вернул её пластины. На самом деле Шай и не ожидала, что он так поступит, не сейчас. Пока их соглашение не будет выполнено, до завершения которого она уже и не надеялась дожить, если конечно не убежит.
Гаотона и Шай испытали последнюю группу печатей. Как и планировалось, каждая из них продержалась по крайней мере минуту. Наконец перед её взором сформировалась целостная картина, идея того, как будет выглядеть уже завершенная версия души. Они закончили с шестой печатью, Гаотона был готов к пробе следующей.
— Вот и всё, — сказала Шай.
— Всё на сегодня?
— Вообще всё, — ответила Шай, убирая последнюю печать.
— Ты закончила? — спросил Гаотона, выпрямившись. — Почти на месяц раньше! Это…
— Я не закончила, — прервала его Шай. — Самое трудное впереди. Мне нужно вырезать несколько сотен штампов в миниатюре, объединить их друг с другом, после чего создать корневую печать. Проведённую работу можно сравнить с подготовкой палитры, смешиванию цветов и определением манеры исполнения. Теперь осталось нанести всё это на холст. Когда я делала нечто подобное в последний раз, у меня ушло почти пять месяцев.
— А у тебя осталось всего двадцать четыре дня.
— А у меня осталось всего двадцать четыре дня, — согласилась Шай, почувствовав укол совести. Ей нужно бежать. И поскорее. Нужно как можно скорее завершить этот проект.
— Тогда не стану тебя отвлекать, — произнёс Гаотона, поднимаясь и расправляя рукав.
День восемьдесят пятый
«Да», — подумала Шай, продвигаясь вдоль своей постели и копошась в стопках бумаг. На столе не хватало места. Поэтому она посильнее натянула покрывала, разложила листы по стопкам и взгромоздила их на кровать. « Да, его первая любовь была из рассказов. Вот почему… рыжие волосы Куршины… но это уже на уровне подсознания. Не отдавая себе в этом отчета. Сидело очень глубоко».