Он вытащил из нагрудного кармана лист бумаги и, развернув его, протянул мне. Это был мой изначальный рисунок девочки под деревом.

— Он был у вас!

Четверг кивнул.

— Мы оба хитрили. Я сказал, что он у вас, а вы попытались всучить мне копию, выдав ее за оригинал. Кто больше жульничал?

— Но я не могла его найти, потому что он был у вас! Зачем вы это сделали?

— Затем, что нам нужно было узнать, как хорошо вы все запоминаете. Это очень важно.

— А как же мой сын? С ним будет все хорошо?

— Это я вам гарантирую. Могу вам показать его фотографию в будущем, но может быть лучше просто знать, что с ним все будет хорошо, и он проживет вполне счастливую жизнь. Благодаря тому, что вы сделали ему вот этим. — Он указал на мой второй рисунок. — Хотите увидеть его фотографию?

Я ощутила искушение, но в конце концов отказалась.

— Просто скажите мне, что он станет летчиком.

Четверг скрестил руки на груди.

— Он будет командиром «Конкорда» на линии Париж — Каракас. Однажды его самолет захватят террористы, но ваш сын Адам проявит такую сообразительность и мужество, что сам спасет самолет и пассажиров. Поистине героический поступок. На обложке журнала «Тайм» даже будет статья о нем под заголовком «Возможно, герои еще не перевелись».

— Мой сын?

Он поднял рисунок.

— Ваш сын. Благодаря вот этому.

— А что насчет нашего с Уилли развода?

— Вы действительно хотите знать?

— Да, хочу.

Он вынул из кармана другой сложенный лист и огрызок карандаша.

— Нарисуйте грушу.

— Грушу?

— Да. Нарисуйте грушу, и тогда я вам скажу.

Я взяла карандаш и разгладила бумагу на столе.

— Я ничего не понимаю, мистер Четверг.

Груша. Толстый низ и вдвое тоньше верх. Черенок. Небольшая штриховка, чтобы нанести тени и придать объем. Одна груша.

Я протянула рисунок Четвергу, едва взглянув, он тут же сложил его и положил в другой карман.

— Развод состоится, потому что вы сами бросите своего мужа, фрау Беккер, а не наоборот, как вы боитесь.

— Почему я это сделаю?

— Потому что сойдетесь с Фрэнком Элкином.

Наверное, если бы я вышла за Фрэнка Элкина, у меня все было бы хорошо. Я определенно его любила. Но загвоздка в том, что кроме взаимной любви ко мне он еще питал любовь к прыжкам с парашютом. И вот, прыгнув однажды, он потянул за кольцо, но ничего не произошло. Сколько времени прошло с тех пор? Двадцать лет? Двадцать четыре?

— Фрэнк Элкин мертв.

— Сейчас да, но в будущем это будет не так. Мы можем изменить и это.

Когда мы вернулись, в квартире было пусто. Четверг сказал, что обеспечит нам уединение, пока мы не закончим со всем, что нам предстоит сделать.

В спальне со столика у кровати я взяла свой блокнот. Эта знакомая серо-красная обложка. Мне вспомнился день, когда я купила его и заплатила новенькими монетками. Почему-то каждая монетка, когда я протягивала их продавщице, сверкала новеньким золотом и серебром. Тогда я была довольно романтична и сочла это хорошей приметой.

В комнате я протянула блокнот мистеру Четвергу, который взял его без каких-либо комментариев.

— Садитесь.

— Но если я разведусь, что будет с моими детьми?

— Если захотите, суд отдаст их вам. Вы сможете доказать, что ваш муж — алкоголик и не способен позаботиться о них.

— Но Уилли не пьет!

— Вы можете исправить и это.

— Как? Как я могу изменять такие вещи? Вы постоянно это говорите, но что вы имеете в виду?

Он открыл мой блокнот и быстренько пролистал его, нигде не останавливаясь и не задерживаясь, а закончив, взглянул на меня.

— Где-то в этом блокноте вы сделали несколько рисунков Бога, фрау Беккер. Не могу сказать, какие именно, но они здесь есть. Некоторые люди обладают таким талантом. Одни умеют написать Бога в словах, другие — создать Его в музыке. Я говорю не о людях вроде Толстого или Бетховена, нет. Они были всего лишь великими художниками.

А вам знакома печаль подробностей, используя ваши же слова. Это-то и дает вам ваше преимущество.

Всю вашу оставшуюся жизнь, если захотите, я буду иногда приходить и просить вас порисовать. Как вы рисовали сегодня грушу. Я буду просить о чем-то подобном, или же попрошу сделать копии некоторых рисунков из вашего блокнота. Могу сказать, что ваш блокнот полон изумительных рисунков. Там по крайней мере три разных образа Бога, один из которых я никогда еще не видел. И другие вещи. Нам нужен ваш блокнот, и нужны вы, но, к сожалению, большего я вам сказать не могу. Даже если бы я показал вам, какой из рисунков… божественный, вы бы не поняли, о чем я говорю.

Вы можете делать то, чего не можем мы, и наоборот. Для нас не проблема — вернуть из мертвых Фрэнка Элкина. Или спасти вашего сына. — Он двумя руками держал мой блокнот. — Но мы не можем сделать этого. Вот почему вы нужны нам.

— А что, если я откажусь?

— Мы держим наше слово. Ваш сын все равно станет летчиком, но вы еще глубже погрязнете в своей ограниченной жизни, пока не ощутите еще сильнее, чем сейчас, что много лет задыхаетесь в ней.

— А если я отдам вам мой блокнот и буду для вас рисовать?