— Для меня, — говорит он, — нет никого красивее тебя. Я почему-то знаю, что ты хочешь это услышать. К тому же это правда.

Слабая, но все время присутствующая тень подозрительной усмешки над верхней губой Молли вдруг исчезает. И Гид понимает, что заметил ее лишь теперь, когда ее не стало. Линия ее щек и лба смягчается. Так и хочется сказать: «она как будто засияла», но я бы возненавидела себя за такие слова. Хотя нет, пожалуй, воспользуюсь шансом и скажу: Молли как будто засияла. Вот видите, я вовсе себя не ненавижу!

Молли улыбается Гиду.

— И для меня нет никого красивее тебя, — отвечает она. Они крепко обнимаются.

Так крепко, что я даже не знаю, куда мне теперь деваться.

И они жили долго и счастливо

Они с Молли встречаются уже два месяца, и за это время Гид ни разу не взглянул на другую девчонку. Пилар то и дело провоцировала его своими глубокими вырезами, но он ее даже не замечал. Он так очарован Молли — ее широкими скулами, ее большим насмешливым, как у настоящей ирландки, ртом, ее чувством юмора и тем, что рядом с ней он чувствует себя одновременно и умным, и полным тупицей, — что другие девчонки словно перестали для него существовать. Пройдет какое-то время, и он начнет смотреть по сторонам. Хотя потом, может, и вернется к Молли. Но заглядываться на девчонок станет. Однако если сказать ему об этом сейчас, он в жизни не поверит. Ему кажется, что Молли во всем его понимает; это просто удивительно. Почти волшебно. А ведь Николас говорил о том, что она не его весовой категории… Что ж, может, в чем-то он был прав, но, с другой стороны, это совершенно бессмысленно.

Вот о чем размышляет Гид, быстро спускаясь по пожарной лестнице после очередного, одного из многих, незаконного проникновения в комнату Молли. «Моби Дик» давно дочитан, и теперь они читают «По ком звонит колокол». Эта книга читается так легко, что он проглотил ее за одну ночь, сидя на облезлом диване в подвале — и с кем бы вы думали? — с Микки Айзенбергом. На следующий день на занятии по истории искусств он высказал мысль, что Ренуар идеализировал женщин, потому что был женоненавистником, и учитель заметил, что это весьма любопытное и оригинальное предположение. Они по-прежнему дружат с Калленом и Николасом, но теперь Гид знает, что на них свет клином не сошелся. Иногда они издеваются над ним, но теперь ему легче не обращать на них внимания. К тому же он научился платить им той же монетой.

Но самое главное — у него есть девушка, она красивая, и с ней весело.

Как-то холодным январским днем они с Молли вместе идут через школьный двор. Она направляется на собрание редколлегии школьного ежегодника, а он — играть в футбол с Девоном Шайном. Уважая правила поведения, они не обнимаются слишком уж страстно, но все же приятно касаются друг друга краем бедра, локтями, коленями, и Гида переполняет чувство блаженства, ему кажется, что все идеально. Он уже не погружен в постоянные размышления; ему просто хорошо. Может, все плохое уже позади и теперь настало время наслаждаться жизнью?

— Я бы на это не поставила, — вдруг говорит Молли.

— Что? — переспрашивает Гид.

— Я бы не поставила на это, — повторяю я и, прощаясь с ним, быстро бегу по каменной лестнице на собрание школьного ежегодника.

Гид смотрит мне вслед с недоумением, а потом решает, что, наверное, задал мне вопрос. Затем его взгляд упирается мне ниже пояса. И он обо всем забывает. И идет играть в футбол.

Да, я — Молли. Я та, кого мальчишки выбрали, потому что думали, что Гидеону по плечу меня соблазнить. Я та, кто, по мнению некоторых, не слишком симпатична; та, которую Гиду порой так не хотелось обхаживать, потому что я мешала его мечте заполучить гораздо более красивую девчонку.

Может, вы думали, что я — Пилар? Правда, здорово бы вышло, если бы девушка, от которой Гид был без ума, сидела бы у него в голове и слышала о себе странные мысли, и он все равно бы ей нравился? Но дело в том, что Пилар не так наблюдательна, как я. Ей надо бы почаще обращать внимание на то, что происходит в окружающем мире, вместо того чтобы, дефилируя по школе, любоваться своими туфлями!

Если бы Мэдисон пробралась в голову парню, она, пожалуй, просто стала бы его игнорировать. Или доставать его вопросом, не толстая ли она, пока он ее не услышал бы и не ответил «нет».

Возможно, вы думали, что я — Эрика. Ха! Я вполне могла быть Эрикой, но у Эрики слишком низкая самооценка, чтобы полюбить такого парня, как Гид. И, конечно, есть еще Эди. Но мне кажется, Эди еще не готова полюбить.

Хотя любая из них могла бы оказаться на моем месте, Гид не просто так попал ко мне в голову. Как я проникла в его мысли? Может, все дело в моем подсознательном желании по-настоящему понять мир парня, которого я могла бы полюбить? Или, еще лучше, мир Гидеона? Любое из этих объяснение было бы вполне приемлемым, но мне кажется, все дело в том упражнении из «Дзен-буддистского альманаха». Никогда не забуду первый момент, когда я очутилась у него в голове. Помните, Гид тогда очень нервничал и, пытаясь открыть свое сердце, размышлял обо всех своих хороших и плохих качествах? Его ум стал податливым, гибким, и он действительно поверил себе. Он поверил, что является идеальным существом, достойным любви. И когда он открыл глаза, я была первым человеком, которого он увидел. Этот канал в его голове был открыт, наши сознания соединились и так и остались связанными. И со временем я тоже начала в него верить.

При этом хочу сказать, что по-моему, это был единственный раз, когда упражнение из «Дзен-буддистского альманаха» сработало. Чисто случайно.

До того как я оказалась в голове Гида, я презирала мальчишек. Я люто ненавидела всех парней в «Мидвейле». Хотя я, конечно, признаю, что у Каллена Маккея прекрасная фигура, а скулами Николаса Уэстербека впору стекло резать и что оба они жутко обаятельные. Но в голове Гида я столкнулась с совершенно реальным, переживающим, умным человеком. Именно таким мне представлялся идеальный парень. Не думаю, что раньше я задумывалась над этим. Но я постепенно узнавала его, открывала его отрицательные стороны и глубину его презрения к себе, и, как ни странно, именно это заставило меня его полюбить. Наверное, это и есть любовь: понимать, что человек в себе любит и что ненавидит, и смотреть на это с юмором.