В одном из своих дневников Василий Ключевский записал мысль, не предназначенную, по понятным соображениям, для публичных лекций. Он назвал всех императриц восемнадцатого столетия «воровками власти, боявшимися повестки из суда». В другом месте та же мысль: «Эпоха воровских правительств, которые сами стыдятся своей власти, но держатся за нее без всякого стыда».

Наиболее подходящим претендентом на престол в обстановке правового вакуума для петровских соратников и иностранцев, которые играли в Петербурге в то время уже немалую роль, оказалась вдова – императрица Екатерина Алексеевна, она же Марта, дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского. Новое имя бывшая лютеранка получила при крещении в православие от «крестного отца» – своего пасынка царевича Алексея.

Таким образом, власть в только что народившейся новой европейской державе взяли бывшая служанка-содержанка многих господ и Алексашка Меншиков, по разным версиям, или бывший конюх, или уличный торговец пирожками. К этому моменту Алексашка стал, правда, уже князем, самым влиятельным человеком империи и даже, несмотря на безграмотность, членом Британского королевского общества. (Известил Меншикова об избрании в академию сам Исаак Ньютон!) Именно этот невиданный в мировой истории властный дуэт (прачки и безграмотного академика) поддержала петровская гвардия. В ходе обсуждения вопроса о преемнике гвардия барабанным боем периодически напоминала совещавшимся сановникам, на чьей стороне военная сила.

Самыми влиятельными на тот момент фигурами оказались люди, служившие не столько Отечеству, сколько бывшему государю, ему лично обязанные своим фантастическим возвышением. Люди, далеко не глупые от природы, но необразованные, не имеющие представления ни о народном благе, ни о национальных интересах России. Екатерина много больше знала о гданьской водке, венгерском вине и французском шампанском, чем о том, где находится Гданьск, какова обстановка в Венгрии, и в чем суть русско-французских противоречий.

Что же касается Меншикова, то при всей его личной храбрости, практической сметке и организаторских талантах человек этот больше был известен современникам как казнокрад. Знал это и Петр, за что многократно бил Алексашку палкой. Однако всякий раз прощал за личную преданность. Впрочем, не стоит судить государя слишком строго – разве что-то в России с тех пор изменилось? К слову, именно Меншиков первым в России придумал самый надежный способ сокрытия наворованного – в заграничном банке, а именно в Лондоне.

С энтузиазмом поддержал Екатерину I Запад. Поляк по крови и француз по духу, историк Казимир Валишевский пишет в своей книге «Преемники Петра» о решающем моменте борьбы за петровское наследство:

Ни у кого ничего не было подготовлено. Никакой организации. Только одна Екатерина располагала действительными средствами. За нее были также и все иностранцы, которые боялись возвращения к прежним московским традициям… Также и во всех коллегиях, где преобладали иностранцы. На ее стороне был Синод, плод преобразований Петра, а из помощников Петра – самые энергичные и влиятельные.

Выбирая между вчерашней прачкой и петровским внуком, в чьих жилах текла царская кровь и кровь принцессы Софьи Шарлотты Бланкенбургской, Запад предпочел столь чтимой тогда генеалогии целесообразность. Тандем Екатерины и Меншикова обещал сразу две выгоды: и к Московии русский медведь не попятится, и вперед не продвинется. Топтание России на месте – идеальный вариант. Откат русских вспять европейским государствам был не нужен – новый рынок, открытый западному дельцу, сулил немалые выгоды. Но и второй подряд реформатор в Петербурге – это для Европы было излишне. Натерпелись уже от Петра, который переполошил все европейские столицы.

В своих прогнозах иностранцы не ошиблись. Екатерина и Меншиков страну вперед не продвинули, но и отступили от петровских реформ немного. Петр очень дорожил Сенатом, а Меншиков в силу личных интересов подчинил его более узкой группе лиц ?– Верховному тайному совету. В 1727 году новая власть ликвидировала еще одно петровское нововведение, уничтожив зачатки городского самоуправления. Здесь бразды правления вновь взяли в руки губернаторы.

Сама Екатерина в дела вмешивалась редко, де-факто наступила эпоха Меншикова. Главной же своей задачей (помимо наполнения собственного кармана) князь считал не продолжение реформ, а решение вопроса о престолонаследии. Сын царевича Алексея, подросток Петр, оставался в глазах большинства русских главным претендентом на престол, так что воцарение Екатерины лишь временно решало проблему.

Петра не признавали, правда, староверы, поскольку он был рожден от брака с иностранкой, зато подчеркнуто привечала официальная православная церковь. При живой императрице Екатерине архиепископ Исаия в Нижегородской области и Архангельском монастыре демонстративно поминал во время церковного богослужения сына царевича Алексея «благоверным государем», а не «благоверным великим князем», заявляя при этом, что готов казнь принять, но иначе поминать не станет.

Пытаясь привязать сына царевича Алексея к новой постпетровской элите, новая власть упорно искала хоть какой-то выход из трудного положения. Идеи при этом возникали самые неожиданные. Член Тайного совета и вице-канцлер немец Генрих Иоганн Остерман, назначенный наставником к подростку, предложил, например, женить мальчика на его тетке, царевне Елизавете Петровне. Остермана, прославившегося двумя редко сочетающимися в природе качествами – крайней осторожностью и страстной любовью к интриге, не смутили ни разница в возрасте, ни проблема кровосмешения, ни церковные уставы.