Последним был кристалл шестьдесят один. Никаких материалов, только хронокоординаты и пси-паспорт агента, характеристики которого показались Стейбусу очень знакомыми. Ах да, конечно же — его дружок из восемнадцатого века, мальчик по имени Семён. Но уже в более зрелом возрасте. Покс приготовился к переходу, смутно чувствуя, что здесь что-то не так. Слишком уж далеко отстояла точка выхода от того момента, когда Стейбус попрощался с ним. О-о-о, это уже не восемнадцатый век, а девятнадцатый! Ошибка?

Как только он очутился в сознании агента, то сразу понял две вещи — Семён гораздо старше, чем ему полагалось быть, а рядом находится Агиляр.

— Давно не виделись,— сказал он. — И каково тебе было играть роль доброго ангела?

Меж тем старик поднялся с завалинки, где сидел, и проковылял к забору, тяжело опираясь на клюку. Он был дряхл и передвигался с трудом, но Стейбус отметил, что его зрению ещё можно позавидовать. Путешествие до калитки старец предпринял не просто так: по деревенской улице шёл бородатый мужик с весёлым лицом.

— Эге! — позвал дед.

— Доброго здоровья, Симеон Игнатьевич! — почтительно отозвался бородатый, останавливаясь по ту сторону ограды, и между односельчанами завязался неторопливый разговор.

— Я говорю — из тебя вышел бы неплохой ангел,— повторил Агиляр.

— Что это значит? Семён должен был умереть в двадцать три года!

— От туберкулёза, да?— сочувственно переспросил Агиляр. — Я тебе расскажу, что произошло. Рэйв убил бы его в двенадцать лет, опять подбив на прыжки с целью превращения в птицу. Позвоночник, знаешь ли, у пацана сросся бы и без тебя…

— Но я ничего не делал!

— Знаю, тебе так кажется. Ты просто подчистил его сознание от мусора в виде Рэйва и ещё двух путешественников, которых ты даже не заметил. А заодно и подправил ему карму. Или родовую память — называй как хочешь. В результате Семён, вместо того, чтобы быть болезненным, хилым, и скончаться в двадцать с небольшим, всю последующую жизнь отличался завидным здоровьем, никогда не болел, а сейчас ему сто четыре года. Настоящий Семён умер бы бездетным, а у этого девятнадцать детей от двух браков и восемьдесят шесть внуков. Правнуков я не считал, но думаю…

— Чушь! Я тут не причём!

— У паренька была плохая наследственность,— посетовал Агиляр. — Не зря он оставался единственным ребёнком в семье. Ты так хотел ему добра…

— Я всего лишь убрал из его сознания Рэйва и все воспоминания о внутренних голосах,— сказал Стейбус. — Допустим, что наряду с Рэйвом я удалил и двух других клиентов со всеми следами их пребывания. Я о них ничего не знаю, а ты? Анализ теперь произвести уже нельзя, но что если именно эти путешественники явились причиной нервного расстройства, ослабившего иммунитет Семёна и повысившего опасность заражения туберкулёзом? Даже если ты прав, и я незаметно для себя превратился в этакого хроночудотворца, откуда тебе знать, что я не привёл события прошлого к первоначальному знаменателю?

— А я этого и не знаю,— согласился Агиляр. — Может, он и должен был дожить до ста четырёх. Я только хочу вдолбить в твою голову, что ты не можешь наверняка сказать, каким был упомянутый тобой первоначальный знаменатель. Сколько всего вхождений совершили все путешественники с момента изобретения ретроскопа? Вероятно, сумма выражается числом, которое не всякий сумеет произнести без запинки. И во время любого из них могли иметь место нарушения хронопоследовательности. У родителей Семёна десять лет не было детей. Вследствие чего? Бесплодие одного из супругов — возможно. Только естественное ли? Или оно уже являлось результатом взаимодействия с ними других путешественников? Почему потом ребёнок всё же появился на свет? Извини, но вы в своём институте не видите дальше собственного носа. Мне, например, известно, что успешное влияние на агента (подобное тому, что на Семёна оказывал Рэйв) обычно становится возможным вследствие так называемого родового проклятия. Термин был в ходу у землян, и я не вижу, почему бы нам его не использовать? Не исключено, что кто-то из его предков — родители, деды или прадеды — уже подвергались силовому внушению. Догадайся с трёх раз, кто мог это сделать.

Агиляр замолчал, то есть прекратил направленную пси-передачу, но Стейбус чувствовал, как в сознании собеседника движутся мощные скрытые мысленные потоки. Сделав совсем небольшое усилие, он окунулся в один из них и уловил воспоминания Агиляра о его любимой эпохе амазонок. Подручный Блэкбэда говорил с ним, думая о своём, из чего можно было заключить, что предмет обсуждения ему не интересен. Скорее всего, Агиляру действительно давным-давно всё это известно, а сам Покс и официальная наука, как всегда, позади.

Но ещё больше Стейбуса поразило то, насколько легко он проник во внутренний мир другого человека. Не кого-нибудь — опытнейшего временщика, хрон-магистра высшего уровня. Или Агиляр открылся специально?

Поксу так не казалось. Слишком много нового он успел узнать о себе за последние несколько дней.

— Я только что тебя прощупал,— сообщил он. — И достаточно глубоко.

— Знаю,— меланхолично отозвался Агиляр. — Ты можешь делать так. Но, слава богу, не настолько аккуратно, чтобы я ничего не заметил.