Он было ушел, но вдруг вернулся.

— Слушайте, есть одна мысль! Пока суд да дело с оформлением личности, вам не мешает хотя бы временно определиться… Правильно? Мой сосед работает директором школы-интерната. Ему, кажется, требуется ночной сторож. Как на это смотрите? Пусть несколько дней, а будете у места… Притом питание… А?

— Сторожем могу, — сразу согласился дед.

Постель пахла дезинфекцией и еще чем-то неприятным. Однако он, подложив под щеку ладонь, провалился в небытие — мгновенно и без сновидений…

Рано утром, вместе со сдавшим дежурство лейтенантом, дед вышел на улицу. Сибирский август забирало в похолодание: хотя осины под порывами речного ветра продолжали легкомысленно шуметь еще густым золотистым перманентом, строгие сосны уже умно прислушивались к холодам, из пока далеких далей приближающимся сюда. Точно — когда за поворотом вышли на соседнюю улочку, ветер дохнул особенно прохладно — и сорвались с дерева багряные листья, стайкой смертельно раненных птах метнулись по тротуару… и замерли.

Они спустились к пристани. Лейтенант глянул на часы.

— Сейчас прибудет, — сказал он.

«Комета» появилась минут через десять, мягко ошвартовалась у причала. В рубке стоял человек в клетчатом пиджаке поверх толстого свитера и форменной фуражке с «крабом». Раннее солнце светило ему в лицо. Широко улыбаясь, капитан что-то говорил собеседнику, невидимому в окно рубки — крошечные, но ослепительные молнии срывались с его золотых зубов. С лейтенантом поздоровался как с давно знакомым.

— Ни чемодана, ни сумки не оставалось! — уверенно заявил он. — Сам знаешь, после каждого рейса салон и палубу проверяем досконально. Тем более, тот рейс был последний.

— Все правильно, Кузьмич! — согласился лейтенант. — Вещи воруют не для того, чтобы оставлять на месте преступления… Плащ был?

— Коричневый? Вроде прорезиненный? Есть такой — вот он, рядом лежит. Специально взял — авось, думаю, хозяин найдется…

Старик, покраснев, быстро принял поданный ему через окошко плащ, стараясь скрыть надорванную подкладку.

— Спасибо, Кузьмич! — поблагодарил лейтенант. — Семь футов тебе под килем.

— Без футов обходимся — на воздушной подушке бегаем, — сверкнул молниями капитан. — Но за пожелание — поклон!

Когда поднимались по косогору, старик обратил внимание на то, что вчерашним вечером выглядело неразличимой громадой: у береговой полосы лежал черный остов катера, побитый обширными язвами коричневой ржавчины — завалившись на борт, он словно отдыхал, обессилевший после долгих и праведных трудов…

А вверх по течению медленно плыл землеройный снаряд с плоским носом, в разных направлениях с ревом взметали буруны моторные лодки, преимущественно «казанки» — в этом приречном поселке они заменяли личные автомобили: рыбачить, охотиться, в гости, на сенокос, который находился по ту сторону реки, добирались только ими…

— Та-ак… Куда же мне теперь? — вслух подумал дед.

— В первую очередь позавтракайте, — посоветовал лейтенант. — Потом… потом… Извиняюсь, — как вас зовут?

— Дед Тишка.

— Почему это — Тишка?! А отчество?

— Сам не пойму, — развел руками старик. — Повсюду так кличут, будто сговорились… Видать, не дожил до солидности!

И опять от незлобивого, почти неслышного смеха закачалась побеленная временем окладистая его борода.

— Непонятный вы человек, дед Тишка! — сказал лейтенант, закуривая. — Впрочем, ладно… Займитесь личными вопросами, а в двенадцать ноль-ноль жду вас в райотделе.

Переложив сигарету в левую руку, он козырнул и ушел.

Это общепитовское заведение, над входом которого голубым по белому значилось «Чайная», оказалось холодным и пустым, если не считать двух человек в уголке, помещением — но с буфетом напротив двери. За стойкой никого не было видно, а из глубины доносились звуки иностранного исполнения — кажется, только несколько слов и повторялись бесчисленное множество раз. Однако, подойдя вплотную, дед Тишка обнаружил щекастого парня лет под тридцать в белом халате и коричневой велюровой шляпе, из-под которой высовывался рыжий чубчик, словно приклеенный к веснушчатому лбу. Сидя на табурете и постукивая по полу ногой, буфетчик слушал магнитофон. Сразу заметить посетителя он не пожелал, а заметив, нехотя поднялся.