Швейцер Петер
Шрифт:
Весной 1984 года межведомственный комитет по делам передачи технологий под руководством Уильяма Шнэйдера выработал новые принципы ограничений экспорта технологий, которые сделали бы невозможным их получение Москвой через посредников. Было предложено заострить внимание на передаче лицензий на реэкспорт современной американской технологии. Это означало, что если, например, какое-то предприятие из страны, входящей в НАТО, хотело реэкспортировать товар, подлежащий американскому экспортному контролю, в какую-то другую страну, не члена НАТО, то оно должно было представить американскому правительству список клиентов, чтобы доказать, что данный продукт не попадет в Москву. Это касалось всех продуктов, охваченных экспортным контролем США, реэкспортируемых на основе распределительной лицензии в нейтральные страны или в страны «третьего мира».
Соединенные Штаты пользовались определением «американская технология» в очень широком смысле, что давало Вашингтону принципиальный контроль над потоком технологий во всем мире. Европе это не слишком нравилось. Одна из немецких газет писала: «Мы не видим повода для того, чтобы европейское предприятие, которое производит программированные компьютеры по оригинальным американским технологиям, должно быть подчинено экспортным условиям Соединенных Штатов, поскольку американский вклад в них весьма ничтожен».
Ограниченная советская технологическая база была обречена на еще большие испытания, когда администрация устремилась в гонку вооружений с высоким уровнем технических разработок. В частности, акцент на получение технологий отразился не только на поставках, но и на политике и доктринах внутри НАТО. Это заставило Москву тратить все больше и больше своих и без того малых средств на исследовательские программы в области вооружений.
В мае 1984 года Каспар Уайнбергер находился в Брюсселе, где проходила одна из очередных встреч министров обороны НАТО. Уже два года Уайнбергер незаметно склонял своих европейских коллег сконцентрировать все интересы НАТО на новейших технологиях вооружения. Военные США уже в значительной мере изменили свое мировоззрение. В 1982 году армия приняла доктрину битвы «воздух-земля», которая предусматривала развитие активной обороны, включая и удары по неприятельским целям при максимальном использовании прогресса в области электроники и связи. Конечная цель этой доктрины — мобильность, маневр и соединение оружия (совместное использование разных видов оружия). Она основывалась на факторе неожиданности как методе дезориентации противника и предполагала, что если оборона сводится всего лишь к обороне, то она должна закончиться поражением. Доктрина предусматривала контрудары наземных сил США по территории стран Варшавского Договора. Уайнбергер надеялся, что ему удастся внедрить в НАТО американскую веру в новейшие технологии, а также новую стратегию. В декабре 1983 года он предложил, чтобы союз придал бесспорный приоритет тридцати новейшим системам технологического вооружения. Однако союзники решительно отбросили это предложение. Им то ли не хватало веры в новую концепцию, то ли не хотелось переориентировать собственный бюджет на оборону на дорогостоящие проекты. Но Уайнбергер не отступал. Он делал тайные нажимы на коллег.
На майской встрече в Брюсселе ситуация принципиально изменилась. Спорное предложение было ратифицировано. Министры поручили Независимой европейской программной группе организовать общеевропейское сотрудничество в развитии новейших технологий. Значение этого договора было не только в согласии на необходимые расходы, но и в ратификации самой концепции.
Договор НАТО предусматривал начало создания или ускорение проектов, реализация которых уже начата в одной или нескольких странах блока. Успех этого плана означал бы резкую перемену на поле битвы. В одном из рапортов НАТО указывалось: «На основе предварительных исследований члены НАТО считают, что технологии оптиметров, преобразователей сигналов и данных могут с успехом использоваться в системах связи, увеличивая нашу мощь благодаря развитию технологий».
Министры НАТО оказали свою поддержку новейшей технологии, когда в 1984 году выработали стратегию, охватывающую многие принципы сражения «воздух-земля». Менее агрессивная, чем это сражение, доктрина Атаки наступательных сил (FOFA) производила разительную перемену в стратегии НАТО. И была принята в советском Министерстве обороны без восторга.
Когда НАТО формально приняло эти изменения, высказавшись за современную технологию, маршал Огарков взывал к возобновлению усилий догнать Соединенные Штаты. Он писал в советском военном журнале: «Внезапное развитие науки и технологии в последние годы создает реальные условия возникновения в ближайшем будущем более разрушительных и доселе неизвестных типов вооружения, основанных на новых законах физики. Работа над этими новыми типами вооружения уже идет во многих странах, а прежде всего в США. Их развитие — это ближайшая реальность, и было бы грубой ошибкой уже сейчас не обращать на это внимание». Кремль не намерен был отставать в этой критической гонке технологий. Американские расходы на оборону возрастали на 25 процентов ежегодно в первые годы президентства Рейгана, между 1980-м и 1985-м годом они удвоились. Еще большее беспокойство советских военных вызвал внезапный рост средств на исследования и развитие в Пентагоне, который был колыбелью новых технологий. В 1980–1985 годах расходы на исследования и развитие почти удвоились. Советские расходы на оборону должны были в 1981–1985 годах возрасти на 45 процентов, но Москва считала, что это слишком незначительный рост, чтобы ответить на американский технологический вызов. Поэтому весной 1984 года Генеральный секретарь Константин Черненко объявил, что «сложная международная ситуация заставляет нас направить значительную часть средств на укрепление безопасности нашей страны». Это решение легло еще большим грузом на и без того слабую советскую экономику.
Это означало выделение еще больших средств на модернизацию военного сектора. Москва тратила миллиарды долларов, хотя не очень-то могла себе это позволить, стараясь держать паритет с СОИ. Сагдеев, начальник советского Института космических исследований, в своем отчете в 80-е годы сообщал: «Эта программа стала приоритетом номер один после объявления господином Рейганом в 1983 году «звездных войн». Сагдеев допускает, что эти расходы ослабили Советский Союз и могли стать причиной его развала.
Выделялись денежные средства на создание научно-технических программ, что называется, «с нуля». К 1986 году предполагалось основать шестнадцать межведомственных комплексов, занимающихся такими проблемами, как лазерная технология или генная инженерия. Была создана новая бюрократия для обслуживания этой «перемены направлений». Неожиданно родился Главкосмос, как неуклюжее повторение Главного управления по делам развития и использования технологии космоса при Национальном центре исследований и экономики. Осенью 1984 года советская Академия наук начала исследования по созданию прогрессивной компьютерной технологии стоимостью 100 миллионов долларов, с помощью которой удалось бы перешагнуть целое технологическое поколение и оказаться в авангарде международных исследований в этой области. Людей и средства направляли для:
— разработок вооружения, основанного на использовании лазеров в управлении приборами, проводимых около города Горького под руководством Н. И. Павловского;
— опытов с лазерными излучателями, проводимых в Красноярске, Семипалатинске и в Красной Речке;
— работы над термоядерными реакторами в одном из секретных институтов Ленинграда.
Но кроме перераспределения средств, технологический вызов американцев в конце концов заставил Кремль, в отчаянной попытке не отстать, провести структурные изменения в экономике. Москва могла участвовать в состязании, в котором ставкой было количество, но технологический вызов, где речь шла о новшествах и качестве, — что-то совсем иное.