— Здорово, орлы! — приветствовал я их.

Насторожённо поздоровались.

— Значит, говоришь, плохой человек? — дружелюбно обратился я к старшему, будто прошлая наша с ним беседа и не прерывалась даже.

— Плохой! — запальчиво подтвердил тот.

— Откуда он вообще?

— Не знаю! Никто не знает!

— А что он тебе сделал плохого?

— Мне — ничего! Кургельды — сделал!

— И что же он сделал Кургельды?

— Напугал!

Услышавши такое, я, признаться, малость опешил. Как было сказано выше, кроме миграционного контроля, сыновья пустыни вообще ничего не страшились — по-моему, даже суда Линча, если уж имели дерзость предлагать свои услуги после того, что сотворили у Лады Егоровны.

— Как напугал?

— Не знаю! Не видел!

— И что с ним теперь, с Кургельды?

Смуглое крепкое лицо нехристя скривилось в тоскливой гримасе.

— В психушку отвезли… — истончив голос, пожаловался он.

Возвращался я в ещё более тяжком раздумье. Представлялась мне совершенно сюрреалистическая сцена: мой тихий Боря оттопыривает себе обеими руками уши, корчит свирепую рожу и, угрожающе подавшись к Кургельды, глухо говорит: «Бу!..»

И того отвозят в психушку.

Главное, никто со мной не шутил. С чувством юмора у бригадира инородцев дело обстояло не просто плохо, а вообще никак. Я уже склонялся к предположению, будто Боря при всех его странностях тем не менее и есть тот самый смотрящий, перед которым здесь трепещут все племена. Однако в ходе беседы выяснилось, что смотрящим-то как раз был пугнутый им Кургельды.

Узнал о появлении строителя-чужака, поймал, велел убираться со своей территории, пригрозил расправой — и…

Вот чёрт! Не хватало мне ещё для полного счастья влезть в разборки нелегалов-гастарбайтеров!

Как хотите, а размышлять о Боре теперь можно было, беря во внимание или только деятельность на моём участке, или только то, что о нём понарассказывали соплеменники. Стоило сопоставить оба массива данных, получалась чепуха. Речь явно шла о двух разных людях.

И всё-таки об одном и том же!

Вновь достигнув развилки, я свернул в магазин, где приобрёл бутылку водки и баллончик от комарья (малый джентльменский набор), а заодно потолковал с продавщицей, знавшей в лицо и оседлых, и кочующих. Борю она припомнить не смогла.

— Не, мужики, я над вами в шоке! — сказала она. — Наймут — ни паспорта не спросят, ни кто такой, а потом бегают ищут, куда пропал…

Ожидая вечера, я весь извёлся. Ценой нешуточных умственных усилий мне кое-как удалось свести концы с концами. Допустим, бедолага Кургельды перед тем, как наехать на чужака, перебрал наркоты и во время исторической встречи плохо себя почувствовал. Вызвали ему «скорую», а дальше поползли слухи…

Версия выглядела несколько натянуто, зато малость успокаивала. Я отбросил всю чертовщину и сосредоточился на том Боре, которого знал лично.

Что ж это за характер такой, если ему не лень обтачивать и шлифовать обломок за обломком? Бесплатно, учтите!

А впрочем… На себя посмотри! Вспомни: полгода корпел над повестью без единого иноязычного слова. Иноязычного — в смысле пришедшего с Запада (татарские и греческие заимствования — не в счёт). Напишешь, скажем, «поинтересовался» — тут же спохватишься: корень-то не русский — «интерес». Начинаешь искать исконное речение и в итоге меняешь на «полюбопытствовал».

Как-то раз в застолье рассказал об этих моих лексических вывертах одному коллеге — тот пришёл в ужас. Как?! Столько труда! Ради чего?! (Оказывается, прочёл — и ничего не заметил.)

Так что чья бы корова мычала!

Вечером пожаловал Боря. Вошёл, неодобрительно уставился на полуопорожнённую в процессе раздумий поллитру. Разгоняя табачный дым, помахал свободной от инструмента рукой.

— Слушай, — брякнул я напрямик. — Что у тебя там стряслось с Кургельды?

Он наморщил лоб.

— Кто это?

— Ну тот, кого ты напугал.

Тёмное чело разгладилось.

— А-а… Местный…

Неплохо… Стало быть, Кургельды для него местный. А я тогда кто? И кто тогда те, от кого он прячется, работая по ночам?

— Боря! Ты вроде говорил, если заметят, что строишь, — накажут…

— Накажут.

— Как накажут?

Насупился, помолчал, но в конце концов ответил:

— Инструмент отберут. Новый покупать.

Ну это ещё по-божески… Хотя… Я взглянул на Борин агрегат и понял, что не прав. Изумительное устройство. Этакий, знаете, швейцарский армейский нож для строительных нужд.

Жалко будет, если отберут.

— А кто отберёт?

На сей раз молчание тянулось дольше.

— Наши… — нехотя процедил он.