Куля сник и опустился на кушетку, на которой только что лежал Ваня. Слезы градом покатились по щекам. Какое-то время он не отвечал, потом, поймав на себе пристальный взгляд Кригера, ответил, словно вспомнил о его существовании:

– Часа четыре-пять назад.

– Чего? – глаза «профессора» округлились. – Ты ничего не перепутал?

Куля покачал головой.

– Приятель, это невозможно. Обращение длится полчаса, максимум час. Поверь, я постоянно с этим сталкиваюсь. Никогда еще не было дольше. Может, его просто не кусали?

– Сам я этого не видел, но… Бывают же, наверное, исключения?

– Японский бог! – Кригер всплеснул руками. – Какие исключения?! У него явное заражение. Если он сейчас там не откинулся, это большое чудо.

Кригер развернулся и потопал к металлическим дверям, за которые унесли Ваню. Куля подскочил с кушетки.

– Вы куда?

– Возьму анализ крови, – бросил тот, не оборачиваясь. – Меня смущает, что твоего друга укусили так давно, а он еще живой. Такого просто не бывает.

– Вы ему поможете?

– Ты просишь невозможного. Я просто проведу обследование, а там посмотрим. Никуда не уходи.

Двери распахнулись и захлопнулись со звонким лязгом.

Куля опустился на кушетку, уронив голову на грудь.

Комната оформилась перед глазами, как внезапно всплывшая картинка на экране монитора. Четкая и ослепительная.

Лампа покачивается над головой, как маятник, и будто бы гипнотизирует. Подо мной – больничная кровать. Руки лежат, словно прикованные, по телу разливается приятное тепло. Веки слипаются, и хочется уже захлопнуть их, но какая-то часть сознания не желает, чтобы я снова отключался.

В воздухе витает запах химии и больничных препаратов. Над ухом шаркают шаги, доносятся глухие голоса. Кто-то ходит рядом – человека три-четыре.

Я ловлю себя на мысли, что совсем их не боюсь. Не знаю, может, мне вкололи что-то, но на душе удивительно спокойно. Напрашивается только один вопрос: где Куля?

Последнее, что помню, – как он тащил меня в медицинский центр. И что? Он его нашел? Или военные все-таки поняли, что я укушен, и перехватили Кулю до того, как он дошел?

В кисть вонзается игла, и на секунду руку обжигает боль. Шприц наполовину заполняется бордово-черной кровью, и игла выскакивает из запястья.

Боль. И легкое покалывание в кончиках пальцев.

Надо мной склоняется чье-то лицо. Впервые его вижу.

Мужчина средних лет с маленькой бородкой и прилизанными волосами смотрит на меня непонимающе и хмурится – лоб покрывается морщинками, губы изгибаются кончиками вниз.

Мимо проплывает девичья фигура в белом халате, волосы заплетены в косу до самой поясницы. В руках звенит поднос с какими-то пробирками и медицинскими приборами.

Губы бородатого шевелятся:

– Наташ, скажи, что у меня галлюцинации. – Недоумевающий скрипучий голос. – Какого лешего он до сих пор живой?

– Борис Иванович, пульс очень слабый, – механический женский голос. – На лицо все признаки заражения, но он не обращается. Не знаю, почему, но с этим парнем что-то не так.

Бородатое лицо пропадает из поля зрения.

Что со мной не так? И где я? Кто все эти люди?

Прежде чем догадка прыгает в сознание, мир начинает угасать. Чернота сгущается и пожирает свет, что льется из горящей лампы.

Тьма.

Густая, беспросветная.

Я в ней тону, как муха в клейкой массе. Барахтаюсь, беспомощно размахивая руками, а потом меня засасывает еще глубже.

…Вот так, согнувшись на кушетке, Куля просидел сорок минут. Очнулся, лишь когда услышал оглушительный хлопок двери. Мальчишка вскинул голову, поморщился и огляделся.

Кригер вышел мрачный и сосредоточенный. Лицо его заметно почернело и за это время будто бы состарилось на десять лет. Глаза заплыли, щеки похудели, лоб покрылся сеточкой морщин.

– Тебя как зовут? – обронил «профессор» сухо.

– Куля.

– Что за имя идиотское такое? – Кригер недовольно дернул подбородком. – Родители так пошутили?

– Сирота я, – сказал тот, ни капли не обидевшись. – А вообще меня Никитой звать. Кулемин Никита. Куля – это прозвище. С детства привязалось.

– А его? – он кинул взгляд в сторону двери, за которой находился Ваня. – Твоего друга?

– Ваня… Иван Лихницкий.

– Уже лучше, – кивнул Кригер. – А лет ему было сколько?

– Семнадцать, как и мне. А почему вы спрашиваете?

Куля попытался перехватить напряженный взгляд «профессора», но тот ловко отвел глаза в сторону. Потом прошел в середину комнаты и сел за стол.