Запах борща пополз по каютам, тут и там быстро-быстро стучали ложки по алюминиевым мискам, из которых ели Димины коллеги. Очень хотелось закрыть не только глаза, но и уши, лишь бы только не слышать довольного урчания из соседних кают и причмокивания Саши Гарина, торопливо уплетавшего свою «пайку».

А потом все разом, неожиданно, изменилось. Наверху, по палубе, загрохотали сапоги. Несколько раз сработал ревун, словно предупреждая экипаж о чем-то. Георгий Салидзе, наскоро доев свою порцию, бросился к трапу.

Сердце забилось часто-часто. Неужели конец мучениям? Они у цели? Дима машинально шагнул к трапу вслед за бригадиром, пытаясь разглядеть, что происходит наверху.

– На, возьми «на потом», – раздался голос позади него, и в ладонь Дмитрия толкнулась увесистая краюха хлеба.

Клоков, не долго думая, схватил ее, спрятал в карман куртки. И не надо было угадывать с трех раз, кто стоит за спиной. Только один человек в эту минуту мог думать не о себе, а о ближнем. Святослав Фокин.

– Спасибо, Святослав, – пробормотал Клоков, невольно краснея.

Он и сам мог бы взять еды про запас, да как-то неудобно было – с общего стола. Не привык он так. А вот Фокин ни о чем подобном не задумывался – просто взял чуть ли не полбуханки, да отнес голодному парню. Впрочем, Святославу было легче решиться на такой шаг – он брал не для себя, для товарища.

– Что там? Кажется, наше морское путешествие подходит к концу? – Фокин встал рядом с Клоковым, плечом к плечу.

– Кажется, так, – ответил Дмитрий.

Суета наверху продолжалась. Люди сновали по палубе, временами черные силуэты закрывали кусочек серого, укутанного облаками неба. Потом кто-то длинно выругался, раздались крики, заскрипела лебедка.

– Что они делают? – почему-то шепотом спросил Клоков.

– Скоро узнаем, – ответил Святослав, отступая чуть назад. – Мы прибыли к месту. Видишь, качка прекратилась.

Только теперь Дима обратил внимание на то, что корабль перестал болтаться вверх-вниз на волнах. Он стоял ровно. Даже тихая, ощущавшаяся всю дорогу вибрация от работавших двигателей прекратилась.

– Похоже, дизеля заглушили, – снова шепотом произнес Клоков. – Не знаю, наверное, в бухте какой. На якорь становимся…

Фокин не успел ответить. Кусочек туманного неба пропал – его закрыла фигура быстро спускавшегося вниз человека. Фокин и Клоков едва успели отойти в сторону, Георгий Салидзе буквально слетел по трапу.

– Быстро! Быстро! – гаркнул он. – Всем! Внимание! Вещи собрали, все личные вещи! Все с собой, и на палубу. Быстро!

– На палубу! – радостно выдохнул Дима Клоков.

Личных вещей у него не было. Только небольшой рюкзак с амуницией, который ему сунули в руки в Мурманске. При погрузке на судно всем наемным рабочим выдали теплое белье, носки, верхнюю одежду. Подхватив баул, Дима первым ломанулся по трапу вверх. Навстречу небу, навстречу свежему морскому воздуху.

– Обалдеть! – добравшись до выхода на палубу, он замер в проеме, оглядываясь по сторонам.

Корабль находился в небольшой скалистой бухте, защищенной от ветра с трех сторон. Над головой висела низкая плотная дымка. То ли здесь небо находилось близко к земле, то ли отсутствие движущихся потоков воздуха способствовало появлению тумана.

– Эй, давай, вытаскивай свою задницу! – недовольно крикнул кто-то, застрявший на трапе из-за того, что Клоков еще не вышел на палубу.

Дима быстро сделал несколько шагов вверх и в сторону, освобождая дорогу. Его коллеги начали один за другим выбираться на свет. Кто-то заковыристо матерился, кто-то, оглядевшись по сторонам, восторженно присвистывал.

Холода не чувствовалось. Температура, конечно, была ниже нуля, градусов пять. А, может, и больше, не представлялось возможным определить точно, после теплого «брюха» корабля. Но отсутствие холодного колючего ветра, который терзал судно в море, сильно меняло дело. Ледокол стоял посреди бухты, на якоре. Мелкие волны, совсем не такие, какие бились в борт несколько часов назад, бежали мимо, ласково облизывая мощные бока корабля.

Прямо по носу судна возвышалась скала. Или, может, не скала. Дима не знал точно, как это назвать. Словно большой, обточенный морем камень, бросили на край океана, вырастили до размеров многоэтажного дома, вершину скрыли в низких облаках, а подножие – в хлопьях пены и наростах белого льда. В молочную дымку, висевшую над водой, ныряли сотни, может, тысячи птиц, забывших о земном притяжении. Птиц было очень много. Невероятно много. Дима никогда не подозревал, что где-то возможно такое скопление пернатых. Больших, маленьких, белых, разноцветных. Всяких. И многоголосый птичий гомон наполнял ледяную бухту, заставлял позабыть о холоде.

– Курорт, ядрена вошь! – радостно гоготнул рядом Константин Лишнев. – Русский север, мать его! Приехали.

Дима не понял, ругался верзила или радовался красоте окружающего пейзажа. Бывший студент только-только успел подумать, что, наверное, верзила-спецназовец вообще не умеет радоваться величию и великолепию чего бы то ни было, как его отвлекли от размышлений.

– Что встали, кого ждем? – закричал Салидзе, поднявшийся на палубу последним. Видимо, проверял, не осталось ли на борту чьих-то вещей. – Вперед! Вперед! Двадцать метров вперед, на борт катера. Бегом!