Некогда капитализм сделал феодальный рынок насилия лишним. Но мы в РФ имеем дело с улучшенной версией капитала, где сладость насилия сама выступает ценностью. В СССР насилие считали чем-то исключительным и потаенным – но вот оно реабилитировано и им дано наслаждаться. Наслаждение чужим горем образует эмоциональную скрепу РФ вместе с благами ликвидности и усиленной охраны.

Деньги как атрибут безопасности дополняет неравенство как допинг желаний. Социомеханика исключения объединяет нас в сообщество, пока еще не добиты все, кто нам неравен, пока мы их не домучали. Населенец наслаждается моральным блатом ненависти к «жуликам и ворам», ничем от него не отличимым. Он знает, что богатые тоже плачут, если посадить их в тюрьму и пытать. Вид Ходорковского на свободе так невыносим, что ему следовало срочно покинуть РФ.

Преувеличенное неравенство – оплот Системы РФ. Каждой из социальных сред предоставлено мелкое право ненавидеть все остальные. Насилие производят как мечту о муке чужих, как эмоциональную потребность в бессудных казнях.

Люди премиального класса навлекают насилие своей эксклюзивностью. Дабы уберечься, Элиты насилуют превентивно. Где здесь средство, где цель, а где жаркий ток горестей, вытесняющий скучные факты? Населенец РФ живет в мире фантазий, и его беда не отличима от жизни. Все мечты его о суде, но именно и только о жестоком суде, внедряющем новое неравенство боли.

глосса в: Уязвимость советского коммунизма была в идеальности, в определенности, которая легко оспорима. Коммунизм положительно утверждал, что братство людей возможно, тогда как каждый по себе знал: ничего подобного, нам черт не брат! Теперь диссонанс устранен. Утопией капитализма РФ стал императив всемирной гнусности. Мы знаем, что живем в скверном мире, который становится только хуже. Жизнь нам портят герои, «совки», воры-начальники и попы-извращенцы. Каждый день несет примеры того, что порча повсюду и ничего изменить нельзя.

Человека погружают в агрессивную среду, где что не своровали, то портится. Принтер Госдумы распечатывает индексы наших пороков и, законодательно запретив, тем самым внедряет их в жизнь. (Фантазер Сталин не понапридумал столько видов человеческой поврежденности.) Важное свойство утопии РФ – порча носителей, и этим она совершенна. Скоропортящееся настоящее отвлекает от грозного будущего, где мы останемся одни без Путина, покинутые им среди зверья, каким мы сами себя полагаем.

Зверя надо сдержать, и мы выдавливаем из себя небывалые извращения. Противник Системы теперь тот, кто мешает изобретать зло: ведь мы слабы, а «слабых бьют»© (В. Путин).

Так отбросим соблазн «так называемых общечеловеческих, и еще циничнее – европейских ценностей»© (министр культуры РФ) – и сделаем насилье безмерным!

Пора обратить внимание на русскую модель принудительного развития путем катастроф. Власть здесь – агент катастрофы, у нее апокалиптичная легитимность. Энергию и мотив подбрасывают взломы мирового порядка. Медведевские «реформы» объединяет с «контрреформой» Путина общая идея капитализации через ничтожество.

Прежние беды истощились, но уже на подходе новое ралли катастроф.

Дополнение девятое к главе

О гражданском единовластии

Владетель в Системе РФ спасает от катастроф, однако те бывают несвоевременны. Эффективный Принц самолично готовит угрозу, от которой сам и вызволит. Политика Зигзага вынашивает беду, от которой то ли защитит, то ли нет.

глосса а: Система выглядит такой, будто в ее лабиринтах очень просто погибнуть, зато именно ты будешь спасен; жертве остается надежда. Соединенная с харизмой правителя, надежда творит чудеса, – мельчайший шанс на спасение перевешивает мрачные перспективы. Ставка на то, что «все рассосется», бесполезна, но всякий делает эту ставку – умножая личные шансы на рейтинг Спасателя.

Спасатель там, откуда придет катастрофа. Он выходит из горя неповрежденный, как Терминатор из горящего бензовоза. Фантазия видит в нем Избавителя от беды, хотя ему-то беда и нужна – предкатастрофическая ситуация по М. Гефтеру. Мнимая мощь правителя равна силе ужаса перед ним. Он и есть ходячее бедствие – отнимешь, и останется слабость. Беловежские соглашения, расстрел Белого дома, Норд-Ост и амурский потоп – все-все укрепляет веру в волю Защитника.

Мобильность его прерогатив подстегивает упадок компетенций. Реальность «закрученных гаек» – титановые болты, сорванные вибрацией на Саяно-Шушенской ГЭС. Спасатель без колебаний принимает дичайшие решения, и его вера в себя растет от провалов. Процессы деградации ведут его к местам силы.

глосса б: В обвале 1991 года только Ельцин остался центральной фигурой РФ. Вообще-то он желал людям только добра, но его воля защищать была недоброй волей к власти. В Ельцине долг консула Республики слился с ролью трибуна: творя государственную правду, он желал бы спасать людей от ее последствий. Созданием кабинета Гайдара он загнал себя в раздвоенность – теперь он стал тем, от кого защищались. Его ставка на группу Гайдара почти равна была его абсолютной ставке во власти, но вдруг Гайдар рушится, и как? Простым голосованием Верховного Совета. Власти, номинально превосходящей власть Ельцина, но, с его точки зрения, ничтожной – власти ничтожных людей.