Шрифт:
К концу тандема Путин из человека недоверчивого превратился в остро неверящего. Недоверчивый ищет верных данных – неверящему и без того «все ясно!». Первой жертвой ясности стал не вписавшийся в сценарий Медведев – поле битвы теней потаенного Путина.
Ставка на верность как оплот государства (а значит, и на Команду тоже?) рушится, и Путин видит, что ставка ошибочна. Ему, наверное, было страшно. Ведь ошибка затронула личные основания – культ иронической дружбы и верности разбился о государственный быт России. «Кругом измена, трусость и обман»©.
Когда обнаружилось, что из тандема нет выхода, инерция понесла их к развязке, которая едва не стала государственной катастрофой. Она ведь могла оказаться не мирной. То, с чем торопились покончить, оборвали лжепролонгацией, и вот уже третий год мертвый тандем мучительно топят в лжетандеме, бесцельно унижая премьера.
Перверсия «рокировки» 2011 года, выставив Систему лицедеем, породила кризис правления, не залеченный по сей день.
О государственных делах, извинимых нехваткой доблести
Дополнение двадцать пятое к главе
Какова власть судьбы над делами людей и как можно ей противостоять
Система РФ повседневно учреждается заново. Наподобие мировой революции, суверенную государственность перманентно развивают. Конституции не дают стать окончательной. Это поощряет правителя вносить поправки в Систему. Заменив России фортуну, он извлекает права из ее переходного состояния. Но останется от такого правления что-либо, кроме поправок?
глосса а: Систему РФ всегда поправляли. Решающие изменения в ней вводились путем приписок и примечаний. Конституционная революция 2000 года – лишь ряд поправок к закону о формировании Совета Федерации.
Поправки так изменили власть, что ввели фактически другое государство. Но все прошло безболезненно, система по-прежнему выглядела конституционной. Импровизированное законотворчество 2000 года подсказало нам технику блиц-операций, меняющих существо режима.
При всяком учреждении государства его учредитель временно одновластен. Что если затянуть этот акт, сделав учредительную функцию перманентной? Тогда Команда царствует неограниченно, а Государству Российскому не выйти из временно-обязанного состояния.
Главное в методе внесения изменений – оттяжка учреждения государства. Вечно неопределенная государственность – вот источник прерогатив Команды.
Система непрерывно уточняет суверенитет РФ. (Ничто другое не значат напоминания Путина про «переходный период».) Конституция этому не помеха, так как в учредительный момент ее возвращают к виду черновика, куда суверен просто вносит поправки.
Из первых поправок составился регламент управляемой демократии. Теперь, когда контрпоправками взламывают прежнюю правку, ее отменяют вместе с правленым первотекстом. Пример такой гиперправки – система муниципальных фильтров, которыми Путин оградился от выборности губернаторов (панически возвращенной Медведевым в 2011 году). Как стабилизатор фильтры не сработали, а «фильтрационный актив» стал объектом перекупки. Муниципальных депутатов прикупают на будущее, лишая других возможности выдвинуться. Далее поправка – «норма» отказа региона от «нормы» выборности губернатора – явно зарезервирована для республик Северного Кавказа. Но почему бы однажды ее не применить где-то еще?
Всякая заплатка учреждает в Системе РФ элемент несколько иной государственности. Федеральный суверенитет тает в учредительной суете и внедренчестве низкого уровня. Прерогативы центра абсолютны настолько, что их некому осуществлять, – само правительство не смеет прикасаться к святыне. Зато любой губернатор может подергать центр за пипку бездейственной «вертикали».
В Системе РФ управляемость не означает менеджирования или определения его правил и процедур – это размещение доверенных лиц внутри неуправляемого процесса. Процесс считают «управляемым», пока внутри его есть понятный человек.
Это недостаток Системы? И да, и нет. Из полномочий всегдашнего учредителя государственности вырастает необъятный суверенитет командного центра.
глосса б: Что сказать о Путине? Как говорить о человеке, которого прежде, чем он что-либо сам решил, закрепили в одном-единственном образе? Он метался внутри тесного имиджевого корсета, пока не взломал его вместе с остатками ограничений.
Путин виновен лишь в том, что у русских нет для него ни Полибия, ни Тацита. Сегодня с равным основанием можно сказать: вот один из величайших русских политиков. Или – вот один из опаснейших людей, оказавшихся во главе государства. Или – вот один из нас, кто смело, но слепо свел края распадающейся арматуры Союза и не разжал рук. Рывок осени 1999 года был для Путина однократным и заведомо смертельным при неудаче – зато каждый следующий казался обманчиво ясен и прост.