– Вот так я и хочу жить, – решила я еще тогда.

– Как? Тусоваться с этими недоносками и сидеть на грязном тротуаре? – удивилась Вера.

– Нет. Быть частью этого. Этого города. Этой жизни. Этой музыки.

– Высоко берешь, – сказала Вера.

Не сосчитать, сколько часов своей юности я провела, мечтая о том, что когда-нибудь буду жить на Манхэттене и как счастлива я тогда буду. И вот это когда-нибудь превратилось в сейчас, и я чувствовала, будто перешла через мост и он сгорел за мной. Вернуться назад невозможно. Жизнь изменилась, наверное, к лучшему Но в моей прошлой жизни перемена всегда означала беду, и теперь, направляясь к платформе, я не была уверена, что именно ждет меня.

Я так никогда и не научилась ориентироваться в нью-йоркском метро. Майкл, который на два года старше меня и поэтому сам назначил себя лидером, уверяет, что я страдаю «топографическим кретинизмом». Поэтому накануне отъезда он дал мне по телефону подробнейшие инструкции, как добраться от автобуса до метро и потом до их квартиры, и заставил повторить их три раза.

– Майкл, мне двадцать шесть лет. Перестань обращаться со мной как с ребенком.

От пристани до метро я добралась без особых осложнений. Поезд линии «А» доставил меня до станции «Четвертая Западная». Там я должна была перейти на линию «F» и доехать до «Второй авеню». Майкл не мог встретить меня, потому что работал до полуночи, а Вера обещала, что постарается, но если я не увижу ее на станции «Четвертая», мне придется самой добираться до квартиры и ждать ее там. Чтобы поддерживать честолюбивые устремления Майкла она подрабатывала в благотворительной организации, собирающей деньги на исследования в области рака, и в этот вечер они проводили какое-то мероприятие для спонсоров в отеле «Уолдорф-Астория» Вера не была уверена, что сумеет вырваться раньше.

На станции ее не было, и я немедленно ощутила беспокойное легкое покалывание в желудке. Но даже в вибрации рельсов метро я чувствовала энергию этого города, а мелькание разнообразных лиц вокруг вовлекало меня в какое-то общее электрическое движение, которое я воспринимала всей кожей, и даже во рту появился острый металлический привкус.

На противоположной платформе я заметила двух интересных персонажей. Один из них был стариком с солонкой и помидором, который он ел как яблоко, а другой – парень, которому, наверное, еще не было и двадцати, беспокойно подпрыгивающий у лестницы.

Я наблюдала, как дергается вверх и вниз его голова и ей вторит нога, будто отбивающая ритм песни, которую слышит только он. Темные пряди волос падали на лицо, нос был крупным и вполне римским, а подержанный и не очень хорошо сидящий костюм цвета зеленого горошка, выглядел неуместно нарядным на этой станции.

Он мне сразу понравился. Он был хорош особым нью-йоркским стилем – худой уличный подросток, никогда не видевший дневного света и свежего воздуха. И он ни секунды не стоял спокойно. Даже с другой платформы я смогла прочитать на его лице выражение, говорящее: «на свете все за меня, кроме моей судьбы», но, очевидно, сам он этого еще не знал.

Парень оглянулся, и я не успела отвести взгляда. Наши глаза встретились и уже не расставались. Он сделал несколько осторожных шагов в мою сторону, резко остановившись у желтой линии, которую не должны пересекать пассажиры. Его руки свободно раскачивались, и он, казалось, не шел, а легко скользил, будто кукла, подвешенная на сотне невидимых нитей над самым краем земли.

Послышался шум приближающегося поезда, и из тоннеля подул поток воздуха, давая секундную передышку от жары. Парень в зеленом костюме обернулся в ту сторону и опять уставился на меня.

Он с подозрением оглядел мой рюкзак и негромко крикнул:

– Как тебя зовут?

Звук его голоса застал меня врасплох. Это был уверенный голос, притворяющийся застенчивым.

– Как тебя зовут? – повторил он.

Я хранила молчание, вспомнив, что опасно разговаривать с незнакомцами в метро. Но даже если он был грабителем, он находился слишком далеко от меня, чтобы напасть. И не забывайте, он мне понравился. И у меня была новая жизнь. И я была новой. И у меня появилась возможность хотя бы притвориться, что я такой человек, каким хотела быть. И я никогда не смогу забыть Адама, если не начну знакомиться с теми, кто мне нравится.

– Ну, быстрей! – торопил меня незнакомец.

– Элиза, – в конце концов выговорила я.

Парень улыбнулся, и его лицо просветлело, будто у него в мозгу включили лампочку. Потом он осмотрел меня снизу вверх так, что я немедленно почувствовала себя раздетой.

Через секунду поезд должен был разорвать странную связь, установившуюся между нами.

– Элиза! – Он повысил голос и указал на приближающиеся огни. – Не садись в этот поезд.

Потом поезд подошел к платформе, и я его больше не видела.

Мое новое Я молило меня оставаться на месте, но, очевидно, моторными функциями еще управляло старое Я, и ноги сами шагнули в вагон. Вся электрическая энергия, которая была вокруг меня, внезапно сосредоточилась в середине груди, й когда двери вагона закрылись, мне показалось, что в сердце сделали укол адреналина.

Поезд тронулся, и я прижалась лицом к окну, пытаясь еще раз увидеть парня в зеленом костюме. Он, улыбаясь, смотрел на меня и качал головой.

Я все-таки села не в тот поезд, потому что стояла не на той платформе, и поняла, что еду в противоположном от центра направлении, только когда в треске испорченного репродуктора разобрала слово «Гарлем».