— Почему?

— Потому что он тоже еще не справился со смертью Муиры.

Что-то оборвалось в душе Амелии, когда она услышала этот явный намек на то, что у Дункана были с Муирой какие-то отношения. Возможно, он даже был в нее влюблен.

«Это объяснило бы многое», — подумала она, пытаясь подавить тревогу, зародившуюся в ее сердце при мысли о том, как глубоко и преданно он должен был любить эту женщину, если стремится смертью отомстить погубившему ее человеку.

И этим человеком был не кто иной, как жених Амелии.

Она сделала глубокий вдох и заставила себя сосредоточиться на таком простом действии, как облизывание губ после еды. Одновременно она не спускала глаз с фигуры Дункана на холме.

Девушка пыталась напомнить себе, что он ее похититель и враг и тот факт, что он ее поцеловал и с пониманием отнесся к ее чувствам, ничего не меняет. Этот единственный момент не мог загладить всех его прегрешений. Она не имела права ему сопереживать и интересоваться его прошлыми романтическими привязанностями или трагическими обстоятельствами его жизни.

Она не могла позволить себе увлечься им и утратить бдительность. Какими бы противоречивыми ни были ее чувства, ее должно интересовать только собственное выживание и возможность побега.

Она сделала еще один глоток вина, не позволив себе больше ни единого взгляда в его сторону.

— Прошу прощения, леди Амелия, — снова заговорил Гавин, — но Дункан сказал, что на ночь я должен связать вам руки.

— Вы меня снова свяжете? — спросила она. — Это так необходимо?

Ссадины на ее запястьях едва успели затянуться.

— Он говорит, что это ради вашего собственного блага, потому что если вы попытаетесь сбежать, то заблудитесь и можете попасть в беду.

— Я обещаю, что не стану сбегать, — настаивала она, глядя, как Гавин извлекает из седельной сумки моток прочной бечевки. Вспомнив о том, как она была связана утром, девушка невольно поморщилась. — Куда я пойду? Мы долгие мили не видели ни единой живой души. Гавин, я не так глупа.

— Да, но вы можете запаниковать, — вмешался Фергус, — или попытаетесь перерезать нам горло, воспользовавшись тем, что мы будем спать.

— Не смешите меня. Я не дикарка и не убийца.

Фергус криво улыбнулся и перешел на «ты».

— Но ты попала в компанию дикарей, девушка. Разве ты не понимаешь, что это заразно?

Она смотрела на его обветренное лицо, пока он обматывал бечевкой ее запястья с не зажившими после утреннего испытания ранами.

— Я не могу понять, Фергус, ты это говоришь всерьез или шутишь.

Он снова ухмыльнулся.

— Вот у тебя и есть о чем подумать, девушка, пока ты будешь уплывать в страну снов.

Лучи утреннего солнца пробудили Амелию от беспокойного сна. Она села на меховой подстилке и увидела, что костер уже потрескивает, а на большой сковороде жарится яичница.

— Гавин, ты возишь в своих сумках кур? — спросила она и, опустив взгляд на свои руки, заметила, что они уже не связаны.

Кто-то перерезал веревки, пока она спала, и она этого даже не заметила.

Гавин откинул голову назад и расхохотался:

— Кур в сумках! Ах, леди Амелия, какая же вы глупышка.

Она удивленно заморгала, но внезапно перед ней вырос Дункан с оловянной кружкой в руках. Она сидела, и ей пришлось запрокинуть голову и прищуриться, чтобы вместо его мускулистых ног и складок зеленого пледа увидеть освещенное утренним солнцем лицо.

Он показался ей еще более привлекательным, мужественным и загадочным, чем накануне. Один из его крепких пальцев был продет в ручку помятой кружки, другая рука сжимала рукоять секиры. Легкий ветерок развевал концы его длинных волос.

— Ты никогда не расстаешься с этой штуковиной? — спросила она, утомленная видом зловещего оружия.

Он тряхнул головой, отбрасывая назад копну растрепанных волос.

— Да, она всегда со мной. Бери и пей.

— Что это? — спросила она.

— Кофе.

Амелия приняла из его рук дымящуюся кружку. Дункан сел рядом с ней.

Гавин деловито переворачивал яичницу, а Фергус немного поодаль играл с мечом, размахивая им в воздухе и делая мощные выпады.

— Он к чему-то готовится? — спросила Амелия, прихлебывая кофе.

— Просто поддерживает форму.

— Я так полагаю, что смертоносные схватки для вас — обычное дело, — не унималась Амелия.