Шрифт:
— Как ты можешь меня любить? — нахмурившись, спросил он. — Ты девушка благородного происхождения. Почему ты хочешь стать моей женой?
— Я тебе уже говорила, — ответила она. — Я вижу в твоей душе доброту, и мы оба знаем, что между нами существует страсть.
Он отвернулся и, подойдя к окну, стал смотреть на поля на другой стороне озера и на виднеющийся вдалеке лес.
— Но что, если бы я только что взял и убил твоего Ричарда? Что, если бы я пронзил его сердце ножом прямо у тебя на глазах? Ты и тогда видела бы во мне доброту?
— Он не «мой Ричард», — возразила она. — И ты его не убил.
Не убил, но был очень к этому близок, и какая-то его часть все еще хотела это сделать.
Амелия пересекла комнату и села на диван, а он все смотрел на неподвижную воду озера.
— Он все отрицал насчет Муиры. — Дункан сосредоточился на покое, царящем в природе за стенами замка, потому что не хотел утонуть в водовороте своей ярости. Он был уверен, что дай он ей сейчас волю, и пути назад уже не будет. — Ты считаешь, что я поступил неправильно, бросив его в тюрьму?
— Нет, — покачала головой Амелия. — Я верю в то, что он вел себя бесчестно. Мой дядя тоже в это верит. Он только что рассказал мне кое-что, о чем узнал за минувшую неделю. Некоторые подробности слушать было просто невыносимо. — Она вздохнула. — Дядя побеседовал со многими солдатами и шотландцами и считает, что король тоже должен услышать их рассказы. А кроме всего этого, сегодня я увидела в глазах Ричарда нечто такое, чего я не замечала прежде.
— И что же это было?
— Лживость.
Он поднял голову, посмотрел на небо и увидел взмывшего ввысь черного дрозда.
— И почему же ты не замечала этого прежде, девушка?
— Потому что до встречи с тобой, — продолжала она, — я была наивной и неопытной и совершенно не знала жизни. Я была поглощена страхом потерять отца и остаться в одиночестве. И вот его нет, но взгляни на меня. Я выжила, и обнаружилось, что у меня есть ум и довольно сильная воля. Я ведь выжила, столкнувшись с тобой, разве не так?
Он обернулся к ней.
— Но теперь ты поглощена страстью ко мне и тому, что мы вместе делаем в постели. Такие вещи способны ослепить кого угодно, знаешь ли.
Она еле заметно улыбнулась и покачала головой.
— Я не слепа, Дункан. Я отчетливо вижу твои раны. Они многочисленны и глубоки.
Он судорожно сглотнул, борясь с неожиданно захлестнувшей его волной отчаяния. Он не привык испытывать подобные чувства. Что с ним сделала эта женщина?
— Я не хочу тебя разочаровать.
— Пока что тебе это удалось, — без малейших колебаний ответила Амелия, что обеспокоило его еще больше, потому что он был недостоин такого доверия. — Даже наоборот, — добавила она. — Особенно после того, что я увидела сегодня. Я знаю, как тебе было трудно.
— Это была настоящая пытка.
Но он мог бы поведать ей еще очень многое. Например, какую боль ему причинила ссора с Ангусом, его самым близким другом, и как он ненавидел ее в тот момент за то, что она не оставила ему выбора.
Но он не мог ей этого сказать. Он и сам не желал больше испытывать подобные чувства. Он знал, что ему придется похоронить и их, и многое другое.
Дункан отвернулся к окну и снова уставился на озеро, гадая, как долго будет тянуться «правильное» цивилизованное расследование.
Позже Амелия вошла в библиотеку, где вдоль шкафов с книгами расхаживал взад-вперед ее дядя.
— Ты хотел меня видеть?
— Да.
Он протянул ей руку и подвел к стулу, а сам продолжил мерить шагами комнату.
— Тебя что-то беспокоит, дядя?
Наконец он остановился и посмотрел на нее. Его щеки горели румянцем.
— Я размышлял о том, чему стал сегодня свидетелем. О событиях в банкетном зале. Они меня глубоко встревожили.
Решив во что бы то ни стало сохранять спокойствие, она сложила руки на коленях.
— И что же тебя тревожит?
Он снова начал ходить по комнате.
— Я не изменил своего мнения о Ричарде Беннетте. Я по-прежнему считаю его негодяем, которого необходимо остановить, но мне не дает покоя другое. — Он посмотрел на племянницу. — Тот варвар, который замахнулся на Беннетта клеймором, ну, они называли его Ангусом… Амелия, это Мясник?
Она изумленно заморгала, не сводя глаз с дяди.
— Что ты, дядя, вовсе нет.
Он продолжал испытующе всматриваться ей в лицо.