Шрифт:
С трудом разлепив веки, она увидела белый потолок больничной палаты.
— Слава тебе, господи! — прошептала она.
— С добрым утром, — услышала Дина тот же голос, но звучал он иначе — мягче.
— С добрым, — откликнулась она, повернув голову, и увидела сидящего у кровати Пашу. — Спасибо, что разбудил. Ты давно тут?
— Только что пришел…
Он был чист, выбрит и хорошо одет. Тертые джинсы, свитер грубой вязки с высоким воротом и кожаная косуха очень ему шли. Пожалуй, можно сказать, что в этих вещах он смотрится лихо. Как какой-нибудь киношный искатель приключений.
— Ты выглядишь значительно лучше, — сообщил он Дине. — Краснота прошла, глаза открылись.
— Я и чувствую себя хорошо. Буду просить, чтоб выписали.
— Да, забыл. Это тебе! — Он наклонился и поднял с пола прозрачный пакет, в который был помещен маленький кактус с голубыми колючками. — Хотел обычные цветы купить, да побоялся, что у тебя и на них аллергия.
— Чудесный кактус, спасибо, — улыбнулась Дина.
— К тебе еще не приходили из полиции?
— Приходили, но я спала, и врач их не пустил. — Она сняла пакет с кактуса и провела пальцами по его колючкам. Они оказались острыми, хотя на вид были пушистыми, как шерстка ее хомячка Пепе. — Я, как медведь, в спячку впала. Только глаза открою, они тут же закрываются.
— Это из-за лекарств.
Дина поставила кактус на тумбочку, водрузив его между бутылочкой с водой и вазой с фруктами, принесенными родителями. И, не глядя на Пашу, спросила:
— Его заключили под стражу?
Конечно, Паша сразу понял, о ком она, и ответил без промедления:
— Нет.
— Почему? — резко обернувшись, спросила Дина.
— Это не он.
— Не охранник?
— Нет. У него железное алиби на момент убийства. Он был на свадьбе сестры. С утра и до вечера находился на глазах у нескольких десятков людей. А ночь провел у соседей. Спал пьяным на полу — свою кровать уступил приезжим гостям.
— А его сменщик?
— Сменщица, — поправил Паша. — Это женщина. Ее проверяют. Но вряд ли это она. Примерная мать семейства. Исключительно положительные характеристики.
— Все ерунда. Многие маньяки имели семьи и исключительно положительные характеристики.
— Согласен. Но эта женщина, во-первых, не располагает достаточным временем, чтобы провернуть сложнейшую операцию с похищением нескольких человек. Во-вторых, не водит машину, а как бы она смогла транспортировать нас, бесчувственных, в бомбоубежище? В-третьих, у нее хрупкое телосложение…
— Ясно, ясно, — прервала его Дина. — А какие-то другие зацепки у полиции есть?
— Не могу сказать точно. Но обыск в бомбоубежище ничего не дал. Я вместе с полицией прочесывал его. Не найдены ни костюм химзащиты, ни вода со снотворным, которой вас поили, ни магнитофон, воспроизводящий музыку. Ничего!
— Камеры слежения в помещении были?
— Нет. Только микрофон. Он был установлен еще при строительстве бомбоубежища. И отлично работал.
— А наши вещи?
— Тоже нет.
— Странно, правда?
— Да я бы не сказал, что очень странно. У похитителя наверняка есть машина. Да не обычная легковая, а, скорее всего, минивэн. Он все держал в ней.
Тут в палату заглянула медсестра. Белоснежный халат, курносое лицо с ярким румянцем, рыжая челка из-под шапочки — совсем девочка, наверняка только училище закончила.
— Больной укол пора ставить, — прочирикала она, игриво посмотрев на Пашу.
— Да, да, ухожу. — Он окинул взглядом тумбочку. — Ручки нет?
— А зачем?
— Телефон тебе свой запишу.
Дина выдвинула ящик, достала из него карандаш. Отец с матерью принесли ей, кроме всего прочего, книги, прессу, сборник кроссвордов и ручку с карандашом. Паша черкнул номер на лежащей на тумбочке газете.
— Звони в любое время.
— Да у меня и телефона пока нет… Как выпишусь, обязательно позвоню. Спасибо, что навестил. И за кактус.
Он помахал ей рукой и вышел. В палату тут же просочилась медсестра.
— Симпатичный какой мужчина, — прочирикала она. — Ваш муж?
— Нет, я не замужем.
— Бойфренд?
— Нет, просто товарищ… — А про себя добавила: «По несчастью».
О том, из какой передряги она выбралась, знал только ее лечащий врач и больше никто из персонала. Полиция запретила разглашать информацию. О том, что несколько человек стали жертвами маньяка и провели в плену от двух недель до трех дней, не прознали даже журналисты. Сведения держались в строжайшей тайне по причине того, что полицейские имели надежду (пусть и крохотную) на то, что преступник объявится. «Приползет паук к своей паутине, думая, что плененные мухи еще в ней!» — так выразился доктор Антон Петрович, беседовавший с Диной от лица следователя, которого к ней не пустили.