Шрифт:
А Надир с Аллой так и живут – родили двух сыновей, построили домик в Партувалю и приезжают туда на лето. Всякий раз, когда вспоминают историю Надировой женитьбы, хохочут и подшучивают над Патей!
Ksana
Погоди… этот му… нехороший человек – редиска – еще и шутит?
Ze
Ну да! Типа он ни при чем! Его царицей соблазняли, а он не поддался!
А Патя ужасно не любит о том вспоминать, а тут зловредная Сафина всем во дворе об этом рассказала! И Патя на нее так обиделась, что две недели не разговаривала. Но потом увидела комбайн Браун и купила его своей многодетной сестрице.
И та ее быстро простила!
Все!
Тинатин Мжаванадзе
МОЙ ТБИЛИСИ
Первое наше обиталище в этом надменном городе было выбрано по принципу дешевизны: мы тогда совсем не понимали, какая разница – где именно поселиться в столице. Мы молоды, здоровы, полны любопытства к жизни – так начнем же строить свое маленькое королевство, пусть даже в крошечной квартирке в «итальянском дворе»!
Муж уходил на работу, я и годовалый сын оставались одни на целый день и осваивали территорию.
Оказывается, попали мы в один из бандитских кварталов города.
Целый день с ребенком в четырех стенах, одна радость – сесть у окна и наблюдать очередную новеллу из нескончаемого сериала «Бандерлоги и Каа: воспитание чувств». Бандерлогами были пятеро детей-курдов из семейства Майи и Валеры, живущих под нами в подвале, а в роли удава выступала грозная старуха в черном тетя Лили со второго этажа (социальный статус человека в «итальянском» дворе определялся удаленностью его жилища от земли), похожая на сицилийскую вдову, идущую мстить за пристреленного мужа.
Курдские отпрыски (зимой и летом босые, и никаких бронхитов, черти) вели себя разнузданно и буквально лезли в окна, выклянчивая то денег, то еды, но стоило черной фигуре замаячить на балконе, и они замирали в смертельном ужасе, пока Лили окидывала их немигающим взглядом.
Мы только переехали из провинции в столицу, и даже самая распоследняя курдская дворничиха смотрела на нас свысока, ибо она – коренная, а мы – пришлые.
ЗИНЭ
– Сандрос дэда! Сандрос дэда! (Мама Сандро!) – Эта чумазая паразитка Зинэ даже и не пытается запомнить мое имя. Она похожа на шимпанзенка, отставшего от бродячей цирковой труппы, – переминается с одной босой ноги на другую, мятое платьишко просит стирки.
– Ну чего тебе? Сойди с подоконника, живо! – Вначале я с ней разговаривала как сотрудник международной гуманитарной миссии, но после того, как ее резкий голос стал звучать за окном через каждые 15 минут, человеколюбие сошло на нет.
– Дай одну картошку, есть хотим! – кривляется Зинэ.
Интересно, как она собирается есть одну картошину?!
Я выглядываю в окно и вижу привычную картину: сапожник Лева собирает свои инструменты, его невестка купает в тазу новорожденного сына – прямо во дворе, мать Геракла! – хромая Тамара уже поддала с утра и ковыляет, матерясь вполголоса в пространство, Кристинэ стирает на корточках одежду всех своих недоделанных сестер и единственного драгоценного брата.
– Не давай им ничего, – вмешивается грозная тетя Лили, мрачно наблюдавшая картину курдского лохотрона. – Эти дети врут, как дышат!
– Она говорит – голодные дома сидят, картошку хотят пожарить, – неуверенно оправдываюсь я, передавая через подоконник пакет с продуктами.
– Зинэ, сколько тебе лет? – не предвещающим ничего хорошего голосом спрашивает Лили.
Зинэ скукоживается, как инжир на летнем солнце, и бормочет:
– Пять!
– Не пять, а восемь! Ты как раз в тот год родилась, когда моему покойному мужу юбилей отмечали, шестьдесят лет, царствие ему небесное, какой был человек, и как рано…
Шимпанзенок пытается незаметно скрыться с добычей, пользуясь переменой темы.
– Зинэ. – Металлический голос пригвождает к месту пронырливую вымогательницу. Та съеживается до размеров сушеной хурмы, боком сползает по деревянным перилам вниз. – Где твоя мать?! – На вопрос Лили попробуй не ответь, тут тебе и крышка; Зинэ замирает на месте.
– Она пошла квартиру убирать, – заискивающе глядит из-под нечесаных лохм девчонка на удава Каа.
– Какую еще квартиру, кто эту лахудру к себе в дом пустит, – начинает было расследование Лили.
– Что ты врешь! – влезает хромая Тамара. – На кофе пошла гадать к Мзие-кахело.
– Кто тебя за язык дергает! – визжит средняя сестра Зинэ – упрямая и дерзкая Иринэ, хватает ком земли из-под виноградного саженца и швыряет в спину хромой: если будет утрачено доверие великой Лили, то прекратится и субсидирование их жизненных потребностей.
– Чтоб ты сгорела, зараза, со всей блохастой семейкой! – Тамара обрушивает вслед убегающей Иринэ поток брани, так обильно сдобренный виртуозным матом, что даже привычные к ее фоновому лексикону уши свернулись рулетом.