В розовой пустоте пронеслись еще два пузыря. Вырос и сейчас же смолк густой басовый звук.

— М-машина п-планеты р-работает,— сказал Юрковский.— И мы никогда не узнаем, что там происходит...

— Пузыри в газе,— сказал Дауге.— А впрочем, какой это газ — плотность как у бензина...

Он обернулся. На пороге открытой двери сидел Моллар, прислонившись виском к косяку. Кожа на его лице вся сползла к подбородку от тяжести. У него был белый лоб и темно-вишневая шея.

— Это есть я,— сказал Моллар.

Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника. Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки — у себя и у Юрковского — и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали.

— Очень тоскливо,— сказал наконец Моллар.— Не могу один. Хочется говорить.— Он делал самые невообразимые ударения.

— Мы очень рады вам, Шарль,— сказал Дауге совершенно искренне.— Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим.

Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и глядя в потолок.

— А к-как жизнь, Шарль? — спросил Юрковский с интересом.

— Жизьнь хорошё-о,— сказал Моллар, бледно улыбаясь.— Только мало.

Дауге лег и тоже уставился в потолок. «Мало,— подумал он,— гораздо меньше, чем хочется». Он выругался вполголоса по-латышски.

— Что? — спросил Моллар.

— Он ругается,— объяснил Юрковский.

Моллар вдруг сказал высоким голосом: «Друзья мои!» — и планетологи разом повернулись к нему.

— Друзья мои! — сказал Моллар,— Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники! Ви есть большие льюди и геройи. Да, геройй! Mon dieu! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза девушки,— Он горестно помотал головой.— И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить?

Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко пробормотал: «О черт» — и оглянулся на Юрковского. Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.

— О черт,— сказал Дауге,— Я уже и забыл.

— М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотели ам-ампу-тировать н-ногу,— предложил Юрковский.

— Верно! — радостно сказал Дауге,— А потом вы, Шарль, тоже расскажете что-нибудь веселенькое...

— Ах, вы все шутите,— сказал Моллар.

— А еще можно спеть,— сказал Дауге.— Я про это читал. Вы нам споете, Шарль?

— Ах,— сказал Моллар.— Я совсем прокис.

— Отнюдь,— сказал Дауге,— Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?

— К-конечно,— сказал Юрковский.— 3-замечательно.

— А капитан не спит,— бодро продолжал Дауге,— Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан.

— Да,— сказал Моллар.— Да! Наш капитан — это есть большая надежда.

— Еще бы,— сказал Дауге,— Вы даже не знаете, какая это большая надежда.

— М-метр девяносто пять,— сказал Юрковский.

Моллар засмеялся.

— Вы все шутите,— сказал он.

— А мы пока будем болтать и наблюдать,— сказал Дауге.— Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел.— Он поднялся и приник к перископу.

Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.

— Бог мой! — сказал он,— Планетолет!

В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от «Тахмасиба». Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателем, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино.

— Кто же это? — пробормотал Дауге.— Неужели Петрушевский?

— П-погляди на отражатель,— сказал Юрковский.

Отражатель серого планетолета был обломан с края.

— Тоже не повезло ребятам,— сказал Дауге.

— О! — сказал Моллар,— А вон еще один.

Второй планетолет — точно такой же — висел дальше и глубже первого.

— И у этого обломан отражатель,— сказал Дауге.

— Я з-знаю,— сказал неожиданно Юрковский.— Это наш «Тахмасиб». М-мираж.

Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки «Тахмасиба» исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.

— Какие красивые пузыри! — сказал Моллар.— Они поют.

Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь, и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.

— Вот,— сказал Дауге,— Ты говоришь, что здесь скучно.

— Я н-не говорю,— сказал Юрковский.

— Нет, говоришь,— сказал Дауге.— Ты брюзжишь, что скучно.

Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но... Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.