Шрифт:
— Вместе... Вместе им нельзя, Алексей. Они встречаются раз-два в год. Летать им вместе нельзя — ведь Богдан ходит в такие экспедиции, куда женщин не берут. Какая же это будет семья?
— Нет,— твердо сказал Быков,— могли бы как-то устроить, если бы захотели.
— Может быть, конечно. Может быть, они просто выдумали себе эту любовь?
— Ну вот ты...
— Я бы, Алексей...— голос Дауге дрогнул,— я бы жизнь за любимую женщину отдал! Я, друг мой, слабый человек.
На следующий день прилетели гости из Москвы. К удивлению и удовольствию Быкова, ужин прошел весело. Были речи (и неплохие, как показалось ему), и тосты (только шампанское), и пожелания, межпланетники держались чинно и благопристойно, вежливо вставали и кланялись и даже смеялись, когда кому-либо из гостей случалось сострить. Краюхин рассказал несколько комических эпизодов из раннего периода межпланетных сообщений, а Юрковский вдруг разразился стихами Багрицкого. Он прочитал своих любимых «Контрабандистов» и, когда смолкли аплодисменты, сказал грустно:
— Вот... сколько хороших стихов о море и моряках, а о нас совсем нет. Сплошное «ты лети, моя ракета».
— Поэты знают море тысячи лет,— заметила Вера Николаевна,— а пространство они совсем еще не знают. Потерпи, Володя, будут отличные стихи и о нас.
Юрковский поцеловал ее руку:
— Терплю, Верочка. А пока у нас только и остается:
Как аргонавты в старину, Покинув отчий дом, Поплыли мы, Тирам-там-там, За золотым руном.Когда гости разошлись, Крутиков вздохнул и заметил:
— Слава богу, хорошо посидели. Только...
— Да,— кивнул Дауге,— В своем кругу прощальный обед был бы лучше.
Краюхин поднялся, с шумом отодвинул свое кресло.
— Прошу внимания, друзья мои,— сказал он.— Одну минуту внимания. Сейчас мы в своем кругу, и мне хочется сказать вам несколько слов. Алексей Петрович, налейте, пожалуйста, всем вина... По капле, Анатолий, не беспокойся... Вот так, благодарю вас. Друзья! Я здесь самый старый межпланетник... да. Страшно вспомнить, на каких гробах мы начинали дело! По сравнению с «Хиусом» это были колымаги, чтобы не сказать хуже. Но я не из тех самодовольных дураков, которые ворчат, что нынешней молодежи-де не в пример легче, чем было нам. Ибо я знаю, как сложна ваша задача. Задача всегда определяется средствами, и насколько мощнее ваши теперешние средства, настолько сложнее
И ваша задача. Вам будет не легче, чем нам... и даже труднее, ибо на вас больше ответственности. Друзья, если вам будет очень трудно, нестерпимо трудно, прошу вас, вспомните, для кого и во имя чего вы это делаете! Я знаю вас всех достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: если вы об этом вспомните, сил у вас будет больше. Ну... вот и все. За вас!
Он поднял свой бокал, выпил и быстро вышел из комнаты. Некоторое время все молчали. Затем поднялся Юрковский и сказал негромко:
— Что ж, аргонавты... за старика!
В этот вечер Быков долго не мог уснуть.
Он встал, зажег свет и сел за стол, уставясь на лампочку, и так сидел долго. Взгляд его упал на газету, которую он так и не удосужился просмотреть сегодня.
«Смелее внедрять высокочастотную вспашку» — передовая. «Исландские школьники на каникулах в Крыму», «Дальневосточные подводные совхозы дадут государству сверх плана 30 миллионов тонн планктона», «Запуск новой ТЯЭС мощностью в полтора миллиона киловатт в Верхоянске», «Гонки микровертолетов. Победитель — 15-летний школьник Вася Пти-цын», «На беговой дорожке 100-летние конькобежцы».
Быков листал газету, шелестя бумагой.
«Фестиваль стереофильмов стран Латинской Америки», «Строительство Англо-Китайско-Советской астрофизической обсерватории на Луне», «С Марса сообщают...»
Быков просмотрел газету, подумал и, сложив, сунул в карман куртки. Это надо взять с собой. Это дыхание Земли, могучий пульс родной планеты, который хочется ощущать и в далеком рейсе. Символ... Алексей вздохнул и погасил свет.
Утро старта было ясное. В пять часов никто уже не спал, все собрались в гостиной, сидели или слонялись из угла в угол. За завтраком ели мало и неохотно, и Ермаков делал вид, что не замечает этого. Краюхин и гости о чем-то переговаривались вполголоса. Подали машины. Несмотря на ранний час, улицы были полны людей. Никто не выкрикивал лозунги и приветствия, никто не подбегал с цветами, люди просто стояли и смотрели, но смотрели так, как смотрят на родных и близких, уходящих в далекий и опасный путь. Машины выехали за город.
И тут с Быковым произошло то, о чем он долго вспоминал потом с недоумением и стыдом. Какое-то странное оцепенение охватило его. Он как бы раздвоился и с безучастным любопытством смотрел на себя со стороны, не в силах сосредоточиться. Обрывки мыслей метались у него в голове, но ни за одну из них он не мог ухватиться и заставить себя вполне последовательно реагировать на то, что происходит вокруг. Они проехали мимо стартовых установок, и Быков долго и упорно старался представить себе, о чем думает ворона, сидящая на одной из них.