По мнению Б. Соколова, «Котовский, хотя и не был молдаванином по крови, внешне на них очень походил. Григорий Иванович был брахицефалом, то есть короткоголовым человеком, у которого ширина головы близка к ее длине. Он носил длинные волосы и усы, но никогда не носил бороду, как настоящий молдаванин. Полысел он на сибирской каторге, возможно, из-за недостатка витаминов, после чего начал брить голову. Одевался по-молдавски (тогда, когда не приходилось прибегать к маскараду) — в кафтан, подпоясанный широким кожаным поясом…»

Кроме всего прочего, Григорий Иванович неплохо знал румынский язык и всю жизнь оставался приверженцем молдавской кухни. И все это, вне всяких сомнений, шло от земли бессарабской, его родины. Все это было в его сердце…

И тем не менее он был единственным в Советском Союзе официальным бессарабцем по национальности.

Как утверждает Ф. Зинько, «дореволюционные дела Котовского полностью «испарились» из архивов: после гибели из него стали лепить большевистского героя без страха и упрека, а прошлое Котовского в Бессарабии и Одессе тянуло на банальную уголовщину. Пусть даже с неким эсеровским душком. Кстати, именно в кассу этой партии Котовский частенько отдавал свою добычу. Небольшая часть доставалась беднейшим крестьянам, самому же, кроме коня и оружия, ничего не надо было».

Вот в этом «ничего не надо было» и кроется тайна той разбойничьей жизни Григория Ивановича, которой он станет жить после окончания училища. И по сей день эта тайна до конца не раскрыта. Ведь еще никто из биографов Котовского точно не ответил на самый главный вопрос: почему до революции он жил вне закона Российской империи, а после, вдруг круто изменившись, принял новую власть и стал ее героем? Ну не может же рецидивист, познавший тюремные нары, побеги, вольную жизнь и огромные деньги, через много лет вдруг, как в сказке, сразу стать положительным героем. Это невозможно в принципе. А здесь совершенно уникальный случай такого перерождения.

Вспомним знаменитого героя А. С. Пушкина Дубровского. Ведь он стал разбойником только потому, что у него отобрали имение и обрекли на смерть отца. То есть именно эти события и стали причиной его жизни вне закона.

Как писал один из видных теоретиков в области уголовного права А. Н. Трайнин, «преступность же самая значительная сторона в социальной жизни, но преступность обладает иным весьма важным свойством: она отражает и резюмирует все влияние окружающей среды. Оттого преступность неубывающая, а тем более преступность растущая — грозное свидетельство неблагополучия в самих основах современного общества». Словом, все-таки общество…

Как свидетельствуют биографы Котовского, в роли помощника управляющего в имении «Валя-Карбуна» близ станции Кайнары у молодого помещика Мечислава Скоповского, поляка по происхождению, он проработал всего два месяца. Его изгнали за обольщение жены помещика. Историк Борис Соколов на основе изученного им биографического материала о Григории Ивановиче излагает свое личное видение тех событий.

«В автобиографии Котовский так объяснял свой уход от Скоповского: «…И здесь с ужасающей ясностью сталкиваюсь с огромной нищетой того, кто создает все богатства помещику, с беспросветной жизнью батрака, с его 20-часовым рабочим днем; я сталкиваюсь с батраком, у которого нет во всей его тяжелой, кошмарной жизни ни одной светлой, человеческой минуты — с одной стороны. И со сплошным праздником, полной роскошью жизни, жизни паразитов, безжалостных, беспощадных эксплуататоров — с другой». Будто бы помещик прогнал его за то, что он слишком гуманно относится к батракам, которых, правда, по 20 часов в день трудиться никто не заставлял — иначе бы они просто спали в поле. Однако, учитывая, что некоторое время спустя Котовский оказался в имении того же Скоповского, вряд ли тот подозревал его в излишней симпатии к батракам. (…)

После фиаско в «Валя-Карбуне» Котовский устроился помощником управляющего имением Максимовка Одесского уезда, принадлежавшем помещику Якунину, но опять был изгнан за хищение 200 рублей хозяйских денег. По этой причине Котовский так и не закончил шестимесячную практику и не получил ни положительных отзывав помещиков, ни документов об окончании училища.

В начале 1902 года наш герой вновь вернулся к помещику Скоповскому, который за это время развелся с женой и, за устранением предмета раздора, готов был простить Котовского. Может быть, за него успел похлопотать незадолго до смерти влиятельный в губернии Манук-бей. Но Григорий Иванович «по-своему» отблагодарил помещика за доброту. Он опять похитил 77 рублей, вырученных от продажи свиней, и сбежал. По версии, придуманной впоследствии Котовским, конфликт со Скоповским вышел из-за того, что помещик не хочет платить жалованье батракам, а помощник управляющего вступился за них. В наказание слуги помещика избили Григория Ивановича, связали его и бросили умирать в поле на февральском ветру, но он чудесным образом развязался. (…)

После смерти своего покровителя практикант, поняв, что университет в Германии ему больше не светит, пустился во все тяжкие. Эх, если бы Манук-бей догадался завещать хотя бы малую толику состояния своему крестнику, судьба Григория Котовского и история юга России, возможно, сложилась бы иначе.

Советский биограф Котовского Владимир Шмерлинг контаминировал два периода работы Котовского у Скоповского в один и нарисовал героико-романтическую картину их ссоры, ничего общего с действительностью не имевшую: «Как-то зимой Скоповский приехал в имение. Помещик был не в духе, вероятно, после большого проигрыша. Он ходил по имению и ко всему придирался. В казарме он застал отдыхающих рабочих.

— Я не потерплю у себя дармоедов! — рассвирепел Скоповский. Пинком ноги он поднял одного из лежавших, а когда тот вытянулся перед ним, схватил его за рубаху, начал трясти и бить хлыстом.

— Как вы смеете так обращаться с людьми?! — чуть заикаясь, заговорил Котовский.

Скоповский гневно посмотрел на Котовского (он не привык к возражениям), взмахнул хлыстом и ударил практиканта по щеке.

— Бунтовщик, ты будешь народ бунтовать?!

Удар помещичьего хлыста разъярил Котовского. Не помня себя, он схватил Скоповского, поднял его и с размаху выбросил в открытое окно. На Григория накинулись слуги помещика и начали избивать дубинками и плетками; одолев его, они связали Котовского и бросили в сарай. Потом к сараю подъехала подвода. Приказчик повез Котовского в степь. Григорий просил развязать ему руки и ноги, но приказчик не соглашался: барин приказал сбросить практиканта связанным, не доезжая верст пять до станции.