В своей биографии Котовского историк Б. Соколов саркастически сообщает, что в июне 1918 года Котовский объявился в Одессе. И тут же выдвигает свое собственное предположение: «Чем он занимался в апреле и мае, достоверно неизвестно. Скорее всего, искал товарищей по былым налетам, чтобы продолжить лихие дела в Одессе, самом богатом городе юга России. Здесь его налеты приобрели явно политическую окраску».

Откровенно сказать, от таких вольных умозаключений историков со званиями всегда коробит. Ведь известно, что Григорий Иванович в апреле заболел «испанкой». Чем он мог заниматься, буквально умирая от этой болезни? Конечно, лежал в тяжелейшем состоянии. Потом находился в плену. А бежав, пробирался к своим. В Одессе он оказался на подпольной работе, но не потому, что соскучился по былым налетам, а потому, что в тот момент Котовский там был нужен. Да, со своими связями. Да, с умением вершить лихие дела. Да, со своей храбростью и т. д. Но он уже целиком и полностью был на стороне советской власти. Он всей душой принадлежал ей. И просто «бандитствовать» в родном ему городе Григорий Иванович уже не мог по принципиальным соображениям. Как раз об этом в своих воспоминаниях напишет одна из участниц одесского подполья А. Н. Попенко. В отряде Котовского, утверждает она, наряду с большой агитационно-пропагандистской работой хорошо была поставлена военная и диверсионная работа. Отряд выполнял операции по борьбе с провокаторами, изменниками, шпионами.

О том, как Котовский «искал товарищей по былым налетам, чтобы продолжить лихие дела», поведал писатель Г. Ананьев: «Обосновавшись в шикарной гостинице, Котовский принялся заводить знакомства, и вскоре у него появилось много друзей среди офицеров, купцов и даже духовенства. Теперь он много знал об обстановке в городе, о планах белогвардейцев, что помогало ему действовать более осмотрительно. В военно-диверсионную группу он подбирал только тех, на кого полагался как на себя. (…)

Подготовка шла успешно. Вскоре отряд был создан и в целях конспирации разбит на пятерки. На его плечи легли самые опасные поручения подпольной большевистской организации. День и ночь Котовского искали шпионы, за его голову австро-немецкие оккупанты назначили большую награду, но он был неуловим. К марту 1919 года его отряд уже насчитывал 250 бойцов».

Там же, в Одессе, состоялось и знакомство с Алексеем Гарри: «Пока Котовский вполголоса переговаривался с Павлом о своих делах, Гарри внимательно его рассматривал: напомаженная голова, черные волосы причесаны на прямой пробор, коротко подстриженные усики, в углу рта — незажженная гаванская сигара…

Гарри не таким представлял себе легендарного Котовского. За столиком сидел не то циркач, не то маклер с черной биржи. Смокинг облегал его могучие плечи, казалось, стоит только «Грише» сделать резкое движение, и костюм его треснет по всем швам».

Все тот же Гарри спустя годы расскажет: «Я не всегда сразу узнавал Котовского: способностью перевоплощаться он владел в совершенстве. Ему служили не только грим и костюм: он изменял походку, выражение лица, голос, жестикуляцию».

Первый биограф Котовского В. Шмерлинг не менее достоверно дополняет портрет Григория Ивановича в тот период: «Котовскому приходилось несколько раз в день переодеваться и менять парики, до неузнаваемости изменять свою наружность. Он выдавал себя за дородного помещика Золотарева, которого разорили большевики. У помещика Золотарева появилось много друзей и знакомых. Ему сочувствовали, с ним дружили. Среди других одесских кутил, посещавших рестораны и кафе, он славился как отличный игрок на бильярде, как знаток рысистых лошадей, как балетоман, имевший свое постоянное кресло в первых рядах Оперного театра.

Сигары Золотарев обычно покупал в маленькой лавочке на Ришельской улице, рядом с молочной «Неаполь». Там была явка боевых дружин. В подвале табачной лавочки хранился динамит.

Закурив сигару, помещик Золотарев направлялся на Дерибасовскую, где было особенно людно, и разгуливал там с приятелями: среда них было много осведомленных офицеров, которые откровенничали с ним и делились новостями.

В течение одних и тех же суток помещик Золотарев превращался в Гершеле Берковича, который имел на привозе большой лабаз, торговавший овощами. Гершеле Берковичу удавалось получать овощи и фрукты даже из тех мест под Одессой, где оперировали «красные банды». Про Гершеле Берковича ходили слухи, что он связан с контрабандистами. И, действительно, выдавая себя за торговца овощами, Котовский связался с контрабандистами и, отгружая через них картошку, получал взамен для вооружения партизанских отрядов новенькие револьверы, винтовки и даже пулеметы. Иногда деловые люди часами разыскивали Берковича по городу и никак не могли его разыскать. В это время Котовский принимал «пациентов» на Базарной улице, в доме № 36, где он выдавал себя за врача.

Кроме случайных посетителей, к нему на прием приходили члены его боевой дружины и работники подполья, с которыми он поддерживал связь.

Многим в городе приходилось сталкиваться и с помещиком Золотаревым, и с торговцем Берковичем, и с представителем фирмы по оборудованию механических мельниц, и с частнопрактикующим врачом, который любил прописывать больным морские ванны, обтирания и массаж, но никому и в голову не приходило, что он имеет дело с одним и тем же лицом — Григорием Котовским.

В одесском подполье действовали по правилу: «не говори тому, кому можно, а тому, кому нужно». Только два человека были посвящены в тайну всех профессий Котовского — парикмахер-гример на Преображенской улице, в совершенстве обучивший Котовского искусству грима, и театральный костюмер, который доставал ему нужные костюмы по его фигуре».

Роман Гуль уже в эмиграции как-то услышал рассказ о Котовском в одесском подполье и записал его в первозданном виде: «Это было весной 1919 года. В цилиндре, в смокинге ехал, немного опоздав, Котовский в театр. На пышных дутиках, на бандитском лихаче по веявшим мартовским теплом вечереющим улицам Одессы, где на столбах объявлена награда за его жизнь. Но едет слушать Петра Ильича Чайковского.