Однажды нас, студентов, отправили на работу в совхоз, и я радовалась тому, что смогу быть к любимому ближе, а может, и наедине. Никогда еще мне не было так хорошо и весело. Днем мы работали, а вечером танцевали в клубе. Несколько раз меня приглашал на танец Володя, и я от волнения горела как кумач. Но, видно, радовалась рано.

Как-то вечером, когда мы были в клубе, Володя и Надя куда-то исчезли. Подождав немного, я пошла их искать и нашла. Моя подружка и мой любимый стояли за клубом и целовались, а ведь она знала, как давно я его люблю. Что тогда сделалось с моей бедной головушкой, до сих пор не пойму, только я в тот момент решила с собой покончить. Была бы в руках петля – сразу бы удавилась, так постыл для меня был этот мир! Но петли не было, и я побежала к реке, желая утопиться, ведь плавать я совсем не умела. Добежав до берега, я плюхнулась на песок, у кустов, и разрыдалась. У меня не было ненависти ни к милому, ни к моей подруге, она всегда казалась мне умнее и красивее. Я обоих их любила, но жить я не хотела и не могла. Почему-то вдруг вспомнилось, что судьба обделила меня родителями и что по моей вине, рожая меня, умерла моя мама. Все тогда мне казалось в черном цвете, все было печально, безрадостно и безнадежно.

Мысль о самоубийстве меня не оставляла, и я уже хотела пойти к воде, как неожиданно увидела странную, поразительную картину – из глади воды, в свете луны, появились сперва головы, а затем и плечи трех женщин. Они очень медленно продвигались к берегу, постепенно их тела поднялись над поверхностью, и они двинулись в мою сторону. Учитывая воспитание тетушки, я была атеисткой до мозга костей, но в тоже время я не могла не доверять собственный глазам – только что река была абсолютно пустой, а тут, как в пушкинской сказке, из воды возникли и вышли на берег три голые женщины с длинными волосами! Бежать было поздно, да и невозможно, так как тело мое сковало страхом, как льдом – ноги и руки не подчинялись. Не зная, что делать, я закрыла глаза и лежала, не шевелясь: „Пусть думают что хотят, может, я умерла!" – так я тогда рассуждала.

Поскрипывание песка говорило мне, что эти трое ко мне приближаются. И когда их тела застили свет луны, я поняла, что они уже рядом. И вот тут-то я и услышала совершенно ни с чем не сравнимый голос. Звук его был столь чарующим, столь мягким и нежным, какой, наверное, должен быть у ангелов или диковинного, неземного инструмента. Он заставлял меня внимать и растворяться в звуке голоса, как растворяется капля дождя в воде. Не знаю, смогла ли я хоть как-то передать вам услышанный мною голос, но только я никогда уже не слыхала в жизни ничего подобного. Весь слух, весь мой мозг и все мое сознание внимали этим речам! Одна из них сказала, что я притворяюсь спящей. Вторая – что если бы не они, то я бы утопилась. А третья – ее голос был чуть ниже других голосов – произнесла: „Такая же несчастная, как и я, из-за любви хотела лишить себя жизни". После этих слов что-то мокрое шлепнулось мне на грудь, и я снова услыхала более низкий голос: „Напои его этой тиной, и он до самой смертушки будет твой!"

Затем раздался смех, и смех этот тоже был неземной. Зашелестел песок, и стало ясно, что они уходили от меня обратно в воду. Приподняв голову от песка, я наблюдала за тем, как они, не оглядываясь, шли к середине реки, до тех пор, пока над их головами не сомкнулась вода. Если бы кто-нибудь мне подобное рассказал, я бы, наверное, никогда в это не поверила, и все могло бы показаться сном, если бы на моем теле не было куска тины вперемешку с водорослями, что подтверждало то, что я в своем уме и не спала и не видела сон.

Придя в дом, где мы жили с Надей на постое, я незаметно выполоскала в чистой воде принесенные с собой водоросли и подвесила их в сенях сушиться. А потом я подсела к нашей хозяйке, к бабе Тасе, и стала ее выспрашивать про то да про се. Когда я ее спросила, верит ли она в русалок, она тут же ответила: „Это ты к тому спрашиваешь, что нынче у нас русалочий день? Не думала я, что нынешняя молодежь об этом помнит и знает, а вот мы, когда были молодые, в этот день бегали до реки, бросали в воду венки, поздравляя русалок с их именинами!"

И баба Тася ударилась в воспоминания. С ее слов, в прежние времена были русалочьи недели, или их еще называли днями духов утопленников. И в эти дни люди поминали именно тех умерших, которые утопли в воде. По рассказам своей квартирной хозяйки, я поняла, что на ее веку были люди, которым удавалось увидеть духов утопленниц – русалок, но лично ей, слава богу, такое не привелось, иначе бы она от страха умерла, так как всегда боялась покойников.

На другой день я предложила Наде пригласить Володю на чай, и она позвала. Я заварила чай из русалочьего подарка, а когда мы сели за стол, сама налила ему целую эмалированную чашку готового чая. С этого самого вечера мой Володенька не отходил от меня ни на шаг. Потом мы с ним поженились и прожили долгую и счастливую жизнь. Мой муж умер в семьдесят два года, а я вот пока еще живу и очень хочу, чтобы то, что со мной случилось, узнали и другие читатели. А если кто не поверит в мой рассказ, то дайте им мой адрес и телефон, и я подтвержу. Дорогая Наталья Ивановна, спасибо Вам за Ваш труд. Спасибо, что Вы нашли время и прочли мое письмо. Даю Вам слово, что все, что я рассказала, чистая правда!»

Из письма:

«Возможно, что Вы не дочитаете мое письмо и бросите его в корзину, но мне необходим Ваш совет, так сложилось, что у меня уже никого нет. Несколько месяцев назад у меня умерла мама – человек, который дал мне жизнь и которого я погубил. Мама жила для меня, заботилась обо мне и опекала меня, а я повзрослел и начал пить. Сперва я пил пиво, затем все подряд, а потом спился.

Мать уговаривала меня бросить пить, плакала и как-то даже встала на колени, умоляя закодироваться, но я не хотел. Теперь-то я уже понимаю, что все, кто нас любит, перед нами беспомощны, как дети, особенно матери. Жена помучилась, да и бросила меня, уехала на Украину, а вот мама за эти годы сносила и мои маты, и грубость, и даже побои. Я творил сам не зная что. Нигде не работал, пропивал не только свою одежду и вещи, но и то, что было ценное у нее. Последнее время она еле ноги таскала, а я все требовал бутылку и денег, угрожая, что что-нибудь с собой сотворю. Пил неделями, беспробудно, и ее схоронили чужие люди, соседи, без меня.

Пойло кончилось, и я, мучительно страдая, постепенно, с большим трудом протрезвел. Я лежал и злился на мать, что ее нет, что она не приходит и не приносит мне еду и деньги. Звонил ей на телефон, но она не брала трубку. Матерясь от злости, я поплелся к ней домой, а там опечатана дверь. Находясь в послезапойном состоянии, мое сознание не принимало факта того, что ее больше нет. Я пинал дверь в ее квартиру, даже тогда, когда мамина соседка, приоткрыв свою дверь, пояснила ее отсутствие. Мне было необходимо выпить, а мамы не было, и я злился. Все как сговорились, никто мне не давал денег взаймы, и только благодаря этому мой организм полностью вышел из запоя. Первые дни я очень мучился, корчился на кровати, а потом все прошло. И вот тут, когда мне никто ни разу не позвонил ни в дверь и ни на телефон, я осознал, что остался один, мамы больше нет. Память подсовывала мне различные воспоминания. Я ясно вспомнил, какая веселая и красивая всегда была моя мама до тех пор, пока я, ее сын, не начал пить. Вспоминал, как она стирала и гладила мою школьную форму, старалась повкуснее меня накормить. С гордостью хвалилась соседке моими оценками, говорила, что я самый лучший сын и что она не считает себя матерью-одиночкой, так как безумно счастлива, что у нее есть я. Много чего вспоминал и плакал и почувствовал себя такой сволочью, что нельзя отыскать слов. Чужие люди ее схоронили, а я до сих пор не знал, где она лежит.