Шрифт:
Он обиделся:
— Я все говорил серьезно!
Я смеялась:
— Мои слова — тоже серьезно! Решено — я выхожу за тебя замуж! Подруга, ты будешь свидетельницей! Завтра свадьба.
Я еще не знала в тот вечер, чем платят за смех. Я смеялась легко потому, что еще могла смеяться. Я смеюсь до сих пор… Мне казалось: а почему бы нет? Вдруг действительно будет свадьба? И я — в красивом белом платье, среди цветов. И он — моя судьба, и все будет хорошо, и больше мы не расстанемся. Это было шутливое предложение, но я не знала, что над чувствами других людей тоже можно смеяться. Я не понимала, что можно цинично шутить над всем, и у меня пела душа.
Он держал меня за руку, а я наивно полагала, что этот человек может стать моим счастьем. Вокруг кипела сказочная феерия звука и света, и мне казалось: весь мир радуется жизни так, как в тот вечер радовалась жизни я. Я не хотела бы все это вернуть. Многие считают, что надежда спасает. Это неправда. Надежда убивает страшней и точней ножа. Лучше — пустота. Отсутствие чувств боле надежно и гладко. В пустоте — все можно принять. Надежда искажает реальные вещи. Как с чудовищной силой два года искажала меня. Я жила два года с надеждой потому, что через три часа после знакомства он сделал мне предложение — в первый же вечер. Предложение, которое он не повторил больше ни разу. Никогда.
В самые первые моменты нашего знакомства я еще не могла разглядеть черты, из — за которых этот некрасивый и не молодой человек стал для меня дороже всех остальных мужчин мира. Я могла только предчувствовать, блуждая на уровне ощущений, ту непреодолимую и главную грань, за которой раскрывалась область неопознанных, почти не существующих впечатлений. Впечатлений о том, как сильно этот человек отличается от всех остальных.
Я любила эту грань, словно темную половину его скрытной, неповторимой души. Я любила то, что принято прятать. Я любила его за то, что он был плохой, выставляя напоказ подлость, хитрость, грубость, надменность и жестокость — единственные качества, благодаря которым можно выжить в этом мире и составить себе состояние. Я любила его за то, что все обнаженное в нем, без прикрас, было выставлено на поверхность жестокой, шокирующей правдой. Как никто другой, он умел выжить, работая для этого мозгами, зубами и когтями. Пробуждая все самое плохое и одновременно сильное в моей душе. Он научил меня истинной ценности любви в мире, в котором любовь ничего не стоит. Он научил меня бороться и быть сильной там, где тебя могут унизить или растоптать. Он научил истине о том, что отступление — путь к победе и сколько можно выиграть, вовремя отступив в тень.
Сильный и подлый, жестокий и хитрый, он был истинным творением своего времени. Он заставлял принимать мир таким, какой он есть. Он словно заявлял всей своей жизнью: «Мир, я такой! Принимай меня таким или убирайся к черту!» И он не лгал, отличаясь от всех остальных людей демонстрацией силы и власти. Все плохое, бывшее на поверхности, всегда было с ним. И он как никто другой умел будить в людях жестокость. Составляя конкуренцию сильным, а более слабых используя для своих нужд. Он научил меня быть наглой и сильной, и, добившись своей цели, вовремя уходить в тень, чтобы никто не мог напасть. Он был единственным человеком, похожим на меня до мозга костей тем, что так же, как и я, пытался стремиться к успеху.
Успех представлялся для нас разным, но мы оба ставили его во главу угла. Я знала, что во мне ему импонирует моя мужская сила воли и стремительная настойчивость в достижении своей цели. Он был единственным человеком, которому я могла не лгать. Я могла не приукрашивать розовым ладаном не всегда благозвучные и благопристойные порывы моей души. Погружаясь в самые глубины откровенного и бесстыдного разврата, он учил меня быть смелой и брать от жизни все, что эта жизнь может мне дать. Мне не нужно было притворяться хорошей и я откровенно могла делать все, что захочу. Все, что мне будет угодно-точно зная, что моя импульсивность не вызовет осуждения.
Например, мое стремление к свободе, к материальной независимости, к форме одежды и умению водить машину, к тому, что я никогда не стремилась выйти за него замуж, никогда не говорила о том, что замужество — моя единственная жизненная цель. И еще это был единственный мужчина, который мог быть сильнее меня. Мужчина, с которым мне самой не нужно было быть сильной. Наверное, я любила его за то, что он меня не любил. Если б он был со мной нежен, внимателен и заботлив, подносил духи, конфеты и стихи, я смеялась бы над ним и отвергла эту недостойную меня, слащавую любовь с презрением. В нем не было ни слащавости, ни сентиментальности, ни покорности. И когда он причинял мне боль, я вопила от восторга и знала, что снова и снова к нему вернусь. Потому, что это был единственный мужчина, знавший о том, когда не нужно применить нежность. Наверное, мой двухлетний роман длился только потому, что на протяжении этих лет я не могла его добиться. Он умело порождать волнительные чувства крайности в моей душе. С ним я могла пойти до конца, и эта мысль опьяняла. Это был риск, которого в обыкновенной жизни я никогда не могла найти.
Кстати, что, что я могу пойти до конца, было тем, что я окончательно и твердо поняла в первый же вечер. Мы шли втроем по залитой ночными огнями, ослепительной улице. И я чувствовала, что медленно влюбляюсь в него. Так мы дошли до стоянки. И там я увидела его машину. Мы остановились возле огромного блестящего мерседеса представительского класса самой последней и дорогой модели. Я обалдела. Я не могла представить такую машину даже в фантастическом сне. Немного разбираясь в машинах, я поняла, что сияющее перед нами полированное чудо стоит целое состояние. Он сказал:
— Это моя машина.
Потом развернулся ко мне.
— Ты садись.
— А ты пойдешь пешком, — повернулся к моей подруге.
Я видела, как она краснеет от обиды. Я хотела сгладить бестактность его слов, но — не успела. Он почти толкнул меня внутрь. Я только крикнула ей вслед:
— Завтра тебе позвоню!
Он добавил с той же жестокостью:
— А я тебе не позвоню.
В тот год я работала журналисткой на одном из местных телевизионных каналов. Так как канал был достаточно маленький, я снимала практически все — от показов мод до информационных новостей. Криминальная хроника со всякими допустимыми страшилками типа маньяков, сатанистов на кладбищах и прочей, любимой народом, чернухи, не была исключением. Я часто стакивающийся с криминальными темами и знала все страшные случаи изнасилований и убийств, связанные с машинами, происходившие в этом городе. И вот зная все это, я спокойно села в машину к незнакомому, абсолютно чужому мне человеку, три часа назад случайно встреченному на улице, села так, словно ждала этого всю свою жизнь. Даже не успев бегло взглянуть на номер. И тем более — его запомнить. Ну просто — полный бред!