Шрифт:
– Первый раз слышу! – скривился тверич.
– Да кто бы удивлялся? – подмигнул ему Вилкас. – Где Тверь, а где Литва?
– Не понял… Ты это к чему?
– Да ни к чему! – Литвин широко улыбнулся. Искреннее некуда. Его немножко злил въедливый и противный Пантелеймон, которого даже свои за глаза звали Пантюхой и тоже не испытывали теплых дружеских чувств. Но затевать ссоры Вилкас не хотел. Перед боярином Семеном неловко. И так мается с ними, как с малыми детьми. Зачем же еще масла в огонь подливать?
– Так чего там было, при Сауле-то? – вмешался Всемил и заслужил недовольный взгляд старшего товарища.
– А накостыляли меченосцам по самое не могу! – беспечно ответил литвин. – Как и Ярослав, князь новгородский, около Дерпта. Правда, он раньше на два года успел, постарался. Ну так с той поры и не стало меченосцев. Тех, кто выжил, тевтоны к себе прибрали.
– А бабка твоя тут при чем? – прищурился Пантюха. И добавил сварливо: – Его про песни спрашивают, а он про рыцарей начинает. Сейчас про рыцарей спрошу, а он запоет…
– Так бабка очень даже при чем! – не смутился Вилкас. – Дед мой из-под Крево родом. По молодости шустрый был. Непоседа непоседой. Понесло его жмудинам помогать. При Сауле он с мочугой [50] стоял на правом крыле. Трех рыцарей с коня сбил…
– Они что, на одном коне сидели? – хохотнул тверич.
– Где ж ты такого коня видел? Нет, ну, может, у вас в Твери и бегают такие, со спиной, как лавка в гриднице [51] … Только я не встречал. Дед мой здоровущий был. Я супротив него, что березка против дуба. Как даст дубиной, как даст!
50
Мочуга – дубина, изготавливаемая из молодых дубков. На коре живого деревца делаются разрезы, куда заталкивают осколки кремня. Когда они обрастают древесиной, дерево срубают и обтесывают рукоять.
51
Гридница – помещение в княжеском тереме, где собиралась дружина для пиров и совета.
– Еще здоровей, говоришь? – Всемил окинул недоверчивым взглядом широкие плечи Вилкаса – что называется, косая сажень.
– А то?! – подмигнул парень. – Тятька уже помельче был. А я и вовсе хлюпик супротив деда.
– Зато языком трепать ты здоров… Куда как! – протянул Пантелеймон.
– Не хочешь верить – не надо! Не больно-то и хотелось… А тех крыжаков [52] , что в битве на него наскочили, дед быстро убедил. Мочугой по шлемам. Только потом с пешцами схлестнулся, а их слишком много сразу навалилось.
52
Крыжак – крестоносец. От «крыж» – «крест».
– Человек сто? – подначил Пантюха.
– А не меньше! – легко согласился литвин. – Было бы меньше, дед отмахался бы… Он и от этих-то отбился. Но ранен был. Крови много потерял, упал. Думал, помирает. К счастью, наши победили, всех крыжаков разогнали, а раненых бабы с девками из окрестных деревень подбирали после битвы и выхаживали. Вот так мой дед с бабкой и познакомился. Забрал после, как выздоровел, ее к себе. Свадьбу сыграли. Так и вышло, что у меня бабка из жмуди, а дед русский.
– Какой же ты русский, когда кличка у тебя нерусская – Вилкас?
– А это все бабка. Мамка говорила, что у меня зубы рано вылезли, вот бабка и сказала: «Astriadantis, kaip vilkas!» [53] Так и повелось: Вилкас да Вилкас! А русские друзья меня Волчком звали… – вздохнул парень.
– Это те друзья, которых ты в Смоленске искал? – спросил Всемил.
– Ага! Они! Славные ребята. Один татарин…
– Тьфу! – Пантелеймон сплюнул на снег. – Как можно дружить с нехристем?
– А с чего бы это нельзя было? – Вилкас развел руками. – Князю Александру Невскому можно было хана Сартака братом назвать, а мне даже дружить с ордынцем нельзя?
53
Зубастый, как волк (лит.).
– Тю… Сравнил! То князь, а то – ты.
– Да ладно! С добрыми воинами дружить никому не зазорно. А эти ребята дрались так, что любо-дорого поглядеть.
– Ну рассказывал ты уже, рассказывал… – устало отмахнулся тверич. – И как ордынец из лука бил, и как русский твой друг… Как там его?
– Никита.
– Во-во… Никита кинжалами колол. Где он только выучился? Не по-русски как-то…
– Вот все тебе не по-русски да не по-русски! А по мне, так все, что Руси на пользу, по-русски, – не выдержал Всемил.
– Ты поговори у меня! Сопля зеленая, а туда же – старших учить! – прикрикнул на него Пантелеймон. – Что Руси на пользу, то не нашего с тобой ума дело! На то князья да бояре имеются.
– Князья да бояре только меж собой скубутся. Нет чтобы сговориться и вместе по Орде ударить. Чай, наши люди, если скопом за что-то возьмутся, ни один враг не устоит!
Вилкас вздохнул. Опять эти двое завели спор. Сами не понимают, что они не лучше тех же князей и бояр. Пока русские между собой спорят, татары да немцы выгоду ловят. Неужели нельзя без ругани обходиться? Очень даже можно. Взять, к примеру, его, Вилкаса, Никиту и Улан-мэргена… Сколько вместе путешествовали и ни разу не поссорились. Даже не поспорили ни разу. Жалко, что судьба их разлучила. От друзей у литвина остались ордынский лук, из которого он все равно не стрелял – мастерство лучника никогда не было его коньком, – да тряпичная кукла. Ее Никита нашел в сожженном селе и после возил при седле.