Шрифт:
– Это, что ли, тот самый головник? – прозвучал глубокий голос, в котором слышался оттенок усталости.
Никита перевел взгляд на говорившего и понял, что это и есть витебский князь.
Невысокий, но широкоплечий и крепкий мужчина в самом расцвете лет сидел на резном стольце, склонившись к одному из подлокотников и подперев бороду кулаком. Кустистые брови сошлись к переносице. Темно-русые с проседью волосы обхватывал тонкий серебряный обруч, а на груди поблескивала цепь весом в пару гривен [103] , не меньше.
103
Гривна – мера веса на Руси. Около 200 г.
– Он самый, князь-батюшка! – подтвердил догадку парня Фрол Силыч. – Доставили, как и приказано!
– Ну-ну… – кивнул правитель. Вперился взглядом в Никиту, который выпрямился и расправил плечи. Не хватало еще, чтобы князь подумал, что перед ним заискивают, пытаясь вымолить приговор помягче.
Ярослав Васильевич долго молчал, ощупывая парня взглядом. Морщился и шевелил бровями. Потом отвел глаза. Коротко бросил:
– А второй?
– А второй – ордынец… – с готовностью начал пояснять стражник, но князь сурово перебил его:
– Сам вижу! Русского в нем только хлеб в животе, который схарчил нынче утром. Почему здесь?
– Позволь, княже, видоку [104] слово дать? – смутился Фрол.
– Кто? Молчан? – Ярослав, как и положено заботливому князю, знал всех более-менее зажиточных посадских. – Пускай говорит.
Корчмарь, комкая шапку в ладонях, вышел вперед, отвесил земной поклон.
– Здрав будь, Ярослав Васильевич!
– Не жалуюсь, – буркнул князь. – Говори. Все, что видел, говори. Только помни, что лгать и оговаривать – поступок чести не делающий. И долго не болтай – недосуг мне.
104
Видок – согласно Русской Правде, очевидец какого-либо события или преступления. В отличие от «послуха», свидетельствующего «по слуху».
Молчан переступил с ноги на ногу, зачем-то оглянулся на Никиту и заговорил.
Глава десятая
Студень 6815 года от Сотворения мира
Верхний замок, Витебск
Хозяин постоялого двора, даром что у себя говорливым казался, то и дело запинался, опасливо втягивал голову в плечи. Видимо, Ярослав Васильевич отличался крутым норовом и запросто мог по шее накостылять, если что не по нем.
– Энти оборванца два на Филиппов пост приехали… Во-во… Точно, на Филиппов. – Молчан снова оглянулся на Никиту.
«Мне что, сказать ему, чтобы не переживал? – подумал парень. – Хуже все равно не сделает…»
– Большим обозом приехали. А с ними нерусские все больше…
– Какие еще нерусские? – пошевелил бровями князь.
– А купец именитый мадьярского роду. Назвался он Андрашем Чаком из Пожоня. Сразу видно – денег куры не клюют. Болок узорчатый, изнутри тканью дорогой обитый… Я… энто… случайно заглянул, не подумай чего, Ярослав свет Васильевич… Дверка приоткрылась. Я закрыть хотел. Ну и… энто… не удержался.
– Дальше! – отрывисто бросил князь.
– А? Ну да… Дальше что было… С купцом Андрашем полдюжины охранников. Десяток слуг… И энти…
– Кто они?
– Так… энто… Откуда мне знать? Ведаю только, что четверо их было, непохожих на купцову свиту. Старик… ну… тот самый, которого ножичком зарезали… Девица в мужских портах да с саблею… Тьфу ты… Прости меня Господи, что в пост глядел! И энти двое. Девица, старик и энтот… – Молчан кивнул на Никиту, – вроде бы, по всему, русские люди. А малец – татарчонок.
– Сам ты малец! – не выдержал Улан-мэрген. – Я – баатур!
– Кто? Ты? – опешил Ярослав Васильевич. И захохотал. Громко и раскатисто, запрокидывая голову и обнажая белые зубы.
Сидящие вдоль стены бояре рассмеялись следом. Улыбнулись стражники. Даже Молчан скривил губы в гримасе, напоминающей усмешку.
– Ну, может, и не баатур, – смутился ордынец. – Но я знаю, с какого конца за саблю браться. И мэргеном [105] меня не зря назвали. Если нужно, князь, я докажу!
105
Мэрген – меткий стрелок.
– Если потребуется, докажешь! – Ярослав хлопнул ладонью по подлокотнику. – Когда я прикажу. А сейчас молча слушай и не встревай в разговор. Говорить будешь, когда я тебе слово дам. Понял?
Татарин кивнул.
– Не слышу, отрок! Понял ли?
– Понял, князь, понял. – Улан склонил голову, чтобы скрыть краску стыда, прилившую к его щекам. Еще бы! Сына самого Ялвач-нойона отругали, как мальчишку, присматривающего за отарой. Позор…
«Хорошо еще, – подумал Никита, – что ума хватило не спорить, не оговариваться. А то приказал бы князь взашей выставить. А я тогда один отдуваться должен?»