– Не верю я тебе.

– Ну, не веришь и не верь. – Федот пожал плечами. Вернул меч Бургуту.

– Жечь будем, Кара-Кончар? – кровожадно осведомился ордынец.

– Тебе бы все жечь… – вздохнул Федот. – Не хочу я его жечь. Честный воин. Бился славно. Слушай, воевода, я не собираюсь тебя выспрашивать, сколько у твоего князя серебра в казне или мечей в дружине. Ответь мне только, где взял эти кинжалы? – В его пальцах будто по волшебству возникли теча, крутанулись, легли лезвиями вдоль предплечий. – Зачем с собой возишь?

Приснославич недоверчиво на него поглядел.

– Дружок твой, что ли?

– Да как сказать… Буду честен с тобой, воевода. Учитель у нас один был. Он его предал, на смерть обрек. Понимаешь, воевода, отомстить я хочу…

Илья задумался надолго. Федот ждал внешне терпеливо, а сам уже начинал злиться. Может, прав Бургут? Прижечь каленым железом, из кожи лоскуты нарезать – заговорит как миленький. Но что-то подсказывало: нет, не заговорит. Предпочтет мученическую смерть. В княжеских дружинах на Руси много таких упрямцев. Служат не за страх, а за совесть, мук и смерти не боятся, а радуются хоть в погибели послужить отечеству. Время потеряешь, а ничего не добьешься. Уж лучше хитростью и лаской.

– Ну как мне еще попросить тебя, воевода, – сказал он проникновенно. – На колени не стану, не надейся. А хочешь, в ноги поклонюсь? Помоги мне, воевода! Братом будешь мне названым! Дай мне за учителя отомстить!

Приснославич посмотрел ему в глаза – немигающие и честные-честные.

– Меня Ильей кличут.

– Спасибо. А я – Федот. Ну так поможешь?

– У мальчишки эти кинжалы были. Я его на тракте повстречал. Между Смоленском и Дорогобужем. С ним еще татарчонок был.

– Улан-мэрген?! – воскликнул допросчик.

– И его ты знаешь?

– Знаю. Тоже змея хитрющая. Им человека обмануть, в душу ему влезть, а потом нож в сердце воткнуть ничего не стоит. Как ты уцелел, Илья, ума не приложу…

– Ну, мы, смоленские, тоже не пальцем деланные. Они, вместе с рыцарем-крыжаком, целый обоз купеческий уничтожили. А когда мой отряд подоспел, врать начали, будто не знают ничего, и они тут ни при чем.

– А сейчас они где?

Приснославич вздохнул.

– Хитрецами они оказались. И, похоже, чародейству не чужды. Сперва рыцарь ушел. Среди ночи, никто из моих сторожей не заподозрил ничего. Будто невидимый. Да еще коня моего свел, Орлика.

– А мальчишки? Мальчишки?!

– Они позже удрали, когда я их городской страже передал. Те их в поруб упрятали. Они там несколько ден просидели, тихонями прикидывались. А потом – словно птички упорхнули. Охранников околдовали. Когда такое видано, чтобы смоленская стража засыпала? И удрали. Вот все, чем я тебе помочь могу, Федот.

– Спасибо, Илья… Как по батюшке тебя?

– Приснославич.

– Спасибо, Илья Приснославич, от всего сердца. Я их найду. И колдовство им не поможет. А куда они отправились, не говорили?

– Они не говорили. Только позже у нас, в Смоленске, тверские дружинники гостили.

– Никак Семен Акинфович?

– Он самый. Или знаешь его?

– Знаю. Как не знать? И боярина Акинфа Гавриловича знаю. Воевали с ним вместе.

– Что ж ты к татарве подался, Федот?

– Жизнь так сложилась, Илья Приснославич. В жизни всякое случается. Тебе ли не знать, воевода?

– Верно говоришь. Жизнь редко бывает легкой.

– Так что ты там про тверичей говорил?

– Семен Акинфович тоже про этих отроков выспрашивал. И слушок прошел по городу, будто едет он на запад, в Польское королевство, аж до города Вроцлава, что в Силезии. Может, и мальчишки эти туда же собрались?

– А про золото, про обоз рыцарей-франков ничего не говорили люди? – прищурился Федот.

– И это тебе известно?

– А то как же…

– Говорили. Только я не сильно верю.

– А вот и зря не веришь. – Кара-Кончар еще раз крутанул течи в пальцах. – Обоз с золотом есть. И все его заграбастать хотят. И Юрий Московский, и Михайла Тверской. Но достанется он мне. Все богатство я себе заберу, а всех, кто поперек дороги станет, убью. И юнцов, как бы они ни ворожили, и Семена, и Емелю… И тебя, Илья, тоже.

Глаза воеводы на миг расширились, наполняясь осознанием того, что его провели, как несмышленыша. Он оскалился, вновь рванулся из пут, но Федот быстрым движением воткнул кинжалы прямо в глазницы смолянина.

Добрая сталь не подвела. Тщательно заточенные клинки прошли сквозь мозг, пробили, послушные твердой руке, черепную кость на затылке и воткнулись в ствол березы. Тело воеводы выгнулось в последний раз и обмякло на ремнях.

– Собираемся! – приказал Кара-Кончар ордынцам. – Быстро!