— Ладно, пойдешь во второе отделение, — она закрыла папку с моим делом. — Только тебе наголо придется подстричься, у нас так все ходят.

— Хорошо, раз надо, так подстрижемся, — спокойно ответил я, хотя в душе был страшный протест перед этой унизительной процедурой, но меня больше волновало, что придётся расстаться с Мишей.

— Доктор! — сказал я. — У меня к вам будет просьба. Вы можете меня с братом в одно отделение отправить?

— Нет, пока это невозможно, — уверенно сказала врач.

— Я тебе говорил, что они нас вместе никогда не посадят. Я её тоже об этом просил, — сказал брат.

Подошли заключенные из хозобслуги принять наши вещи на хранение и отвести нас в баню.

— Откуда будете и за что?

— Есть здесь у нас переходчики границы, даже несколько, — ответили они, правда при этом были сильно удивлены узнав, что мы — братья. — И долго их здесь в больнице держат?

— Нет, не очень. Лет пять, — с легкостью ответил санитар.

Брат смотрел на меня и его глаза говорили:

— А что я тебе раньше говорил.

— Так у нас статья до трех лет! И год уже отсидели! — не согласился я с санитаром.

Он, наверное что-то путает, — подумал я.

— Здесь на статью никто не смотрит, а время засчитывается с момента вашего поступления в больницу. Ладно, следуйте за мной, — скомандовал санитар и вывел в полутемный двор.

Четырехэтажные корпуса располагались буквой «П», во всех окнах ярко горел свет. Большая куча угля была свалена под стеной здания, за которой скрывалась маленькая дверь в полуподвальное помещение, где была конурка — парикмахерская и чуть подальше — баня.

— Стригите их наголо, — приказал прапорщик.

— Это, начальник, мы делаем запросто, — ответил зэк-парикмахер.

На бетонный пол полетели густые волосы брата. После него я сел на табуретку и с печалью наблюдал, как падали длинные пряди моих волос. Сколько раз мне и брату приходилось отстаивать наше право носить такую прическу, какая нам нравилась, а не ту, какую требовали пропагандисты советского бытия. Я сидел и ругал себя в душе за эту злополучную финскую баню. Мне было страшно за брата, с которым я расстанусь через минуты. В голове все ещё отчетливо звучали слова сопровождающей.

— Да, Шурик, сейчас ты выглядишь, как настоящий дурак, — сказал Миша.

Он не видел себя. На его голове машинкой были выстрижены кривые полосы с клочьями неровных волос, отчего он тоже очень походил на дурака. Карлен стоял рядом и был похож на уголовника.

Баня оказалась рядом. В маленьком полутемном помещении нам приказали раздеться догола и сложить вещи в свои рюкзаки. С ржавых труб свисали ржавые лейки. Лужи грязной мыльной воды стояли на холодном бетонном полу.

— Мойтесь скорее, горячей воды нет! — поторапливали подоспевшие санитары.

— Кто в седьмое, подойди ко мне? Кто в десятое? Иди сюда? — командовали они из раздевалки.

— Вытирайся и одевайся в это! — указал мне санитар на лавку, где лежали в желтых пятнах полотенце, кальсоны с рубашкой и что-то похожее на тапочки. Я надел застиранные с пятнами от крови кальсоны большого размера с огромным вырезом для ширинки и двумя тесёмками вместо пуговиц, маленькую с очень короткими рукавами рубашку без воротничка. Я пытался прикрыть ею разрез ширинки, но ничего из этого не получалось. В другом конце бани стоял уже одетый в больничный наряд брат. Он был подавлен. Молчал. Я понимал, как тяжело ему сейчас. Впервые за свои двадцать один год он, проживший в родительском доме, вот так, сразу, оказался в таком жутком месте.

— Давай, Шурик, пока! — махнул он рукой и поплелся за санитаром.

Я напялил рваные непарные штиблеты и тоже пошел за своим санитаром. Мы обошли угольную кучу и зашли в корпус. Металлическая лестница, огороженная высокой решеткой, чтобы предупредить попытку самоубийства, вела наверх. Мы поднялись на четвертый этаж. Санитар отмычкой открыл массивную дверь, за ней был широкий с деревянными полами коридор. Ярко горели лампочки. Было чисто, пахло хлоркой и лекарствами. Толстенькая молоденькая медсестра в больших очках заливалась громким смехом. Долговязый санитар, стоявший рядом с ней, рассказывал вульгарные анекдоты.

— А ну, иди сюда, — увидев меня махнула она мне рукой, продолжая смеяться. Мне было очень стыдно приблизиться к ней в этом наряде. Кальсоны на завязке не держались и спадали. Я оттянул как можно ниже рубашку, прикрыв ширинку и подошел.

— Рассказывай! Что натворил? — сменив смех на повелительный тон, спросила она.

— Переход границы у него, — ответил мой санитар и добавил: — С братом он здесь вместе.

— Так что б вы там делали? Вы б там с голоду сдохли и с мусорных куч бы не вылазили или у вас золотишко с собой прихвачено было? — с умным видом спросила медсестра, она очень походила на обезьянку.