Вначале Крас и Хормут делали вид, что относятся к Любаве с почтением. Кланялись, встречая ее в коридорах дворца. Но уже через несколько дней после отъезда Владигора борейцы недвусмысленно дали ей понять, что они здесь, в Ладоре, хозяева и не намерены ни в чем считаться с сестрой того, кто пропал без вести, будучи, по слухам, испорчен каким-то чародеем настолько, что ни родные, ни приближенные не могут признать в уроде прежнего властелина Синегорья.

Любаву отстранили от всех государственных дел. Дворец заполнили борейские воины, не желающие признавать ее правительницей. С утра до ночи упражнялись они на подворье в бое на мечах, стреляли в цель из самострелов, причем день ото дня все лучше и лучше. Понимала Любава: участь Ладора предрешена, равно как и сочтены месяцы, а может быть, и недели, и дни ее пребывания во дворце. Синегорье, не сделав ни единой попытки хоть как-то защитить себя, пало под натиском борейцев, натиском бескровным, но не менее губительным, чем в те времена, когда на поле брани выходили против них рати синегорцев и один лишь Перун решал, кто победит.

Вначале Любава пыталась спрашивать у Краса, у Хормута, с какой стати дворец заполнили борейские воины и каким образом попало им в руки секретное оружие Владигора. Крас с обычной своей издевательской усмешкой отвечал:

— Государыня, а разве могло быть иначе? Посуди сама, ладорцы отказались признать уродливого Владигора своим правителем, прогнали его. Уверен, такая же участь постигла бы и тебя. Вот я и решил пополнить твою дружину новыми силами. О, взгляни! Все эти воины прекрасно обучены! А как они любят тебя! Если, паче чаяния, во дворец ворвется чернь, они тотчас займут места у бойниц и любое нападение будет отбито. О Любава, положись на меня! Теперь Борея, где самым могущественным является князь игов, благороднейший Грунлаф, породнилась с Синегорьем. Так чего же тебе, Любава, так беспокоиться? Мир, вечный мир будет результатом брака Владигора и Кудруны!

Любава не верила ни единому слову Краса, но что могла она сделать одна в Ладоре? Жители и к ней самой относились недоверчиво с тех пор, как она перед всем честным народом пыталась представить урода своим братом, князем Владигором. Даже если бы попыталась дочь Светозора тайно собрать людей, способных подняться против поселившихся во дворце борейцев, немногие пошли бы за ней. В столице бродили слухи, что княжна Любава служит борейцам, исконным врагам Синегорья, которые готовят что-то страшное и непотребное для всего Ладора, Кудруна же, объявленная правительницей, по молодости лет в управлении делами государства ничего не смыслит, и правят за нее советники Грунлафа, Крас да Хормут.

Уныние и тоска повисли над Ладором, как тяжелые, готовые пролиться дождем облака, и не было в сердцах ладорцев ни радости, ни надежды. Собираясь на базарах, кляли они тех, кто изгнал урода Владигора. Им казалось, что пусть бы правил ими человек с уродливым лицом, но с именем Владигора, чем повелевали б ими приспешники борейцев.

Любава невестку свою Кудруну уже ненавидела, понимая, что девушку выдали за обезображенного брата и привезли в Ладор для того, чтобы от ее имени управлять всем Синегорьем. Однажды, улучив момент, проникла Любава в горницу Кудруны, дозволения не спрашивая у прислужниц. Увидела она княгиню с пяльцами в руках, сидела девушка близ оконца и вышивала.

— Над чем трудишься, княгиня? — подойдя к Кудруне, спросила Любава.

Дочь Грунлафа посмотрела на золовку затравленно, сказала просительно:

— Ах, сестрица, не называй ты меня княгиней! Ну какая я княгиня? Так, название одно! А вышиваю я рубашку для Владигора.

— Да, недурно получается, — с ненавистью взглянула на вышивку Любава, не веря в искренность Кудруны. — Думаешь, вернется Владигор?

— Вернется, обязательно вернется! — уверенно произнесла Кудруна.

— Да нет, вряд ли. Что ему здесь делать? Прогнал его народ, а Владигор гордый. Ты-то вот, я слышала, и не пыталась удержать его. Да и как тебя винить? Разве таких уродов любят?

Кудруна зарделась. Ей было неприятно слышать такие слова от сестры супруга. Не говорила никому Кудруна, что давно уж к человеку, с которым ее свела судьба, она на самом деле питает чувства очень нежные. Видела Кудруна, как страдает Владигор от уродства своего, и хотела приласкать его, утешить, да не успела: ушел он, а куда ушел, никто не знал.

— Не поверишь ты, Любава, — тихо молвила Кудруна, и на глазах ее блеснули слезы, — но я брата твоего… люблю и… жалею его очень. Вот если б разыскать его…

Но Любава Кудруне не дала договорить. Пяльцы с вышивкой вырвала из рук невестки, швырнула их в угол горницы. Вся пылая гневом, заговорила:

— Да врешь ты все, стерва борейская! Твоим бы языком да патоку лизать! Знаю, что затем вы с отцом Владигора зазвали в Пустень, чтобы на тебе оженить, испортив перед этим его лицо! Знал твой отец, что тебе одной достанется все Синегорье, а Владигора с лицом дурным никто в Ладоре уж не примет — прогонит его народ. Чего же притворяешься? Ладно, радуйся, борейская змея, да только помни — час расплаты близок, не потерпит люд синегорский, чтобы ими борейцы, враги исконные, повелевали!