Посидев немного для приличия, я сердечно во всеми попрощалась и слиняла с семейного торжества, провожаемая свирепым взглядом именинницы. Алёхин тем же вечером перенес ужасный скандал, но так ничего и не понял. Но на семейные торжества он меня больше не звал, и на том спасибо. Иногда мы перезванивались, но в последнее время все реже и реже. И вот теперь я попросила капитана об одной услуге. Точнее, о двух — дать мне погонять его «Ниву» и найти для меня сведения об одном фигуранте давнего уголовного дела. Добрый Алёхин обругал меня пристойными словами, потому что было ровно два часа ночи — покинуть гостиницу я не могла, пришлось подождать, пока все уснут, — но исполнил обе просьбы. И вот теперь я грела руки о стаканчик с жидкостью, именуемой кофе, и внимательно рассматривала сосиску. Это блюдо в забегаловке именовалось «хот-дог» и, похоже, и было догом — точнее, какой-то его частью. Нет, я же так молода! Очень хочется пожить еще, поэтому есть это я не буду.

Я опустила стекло, ледяной декабрьский ветер моментально ворвался в машину и выдул из салона остатки тепла, и негромко свистнула дворняге, вертевшейся неподалеку. Умная псина потрусила ко мне и уставилась преданными глазами на «хот-дог». Наверное, она не зря несла стражу именно здесь, у палатки, — знала, что человек такое съесть не способен, не запивая это большой порцией сорокаградусного алкоголя, и рано или поздно будет и на дворнягиной улице праздник.

— Удачного дня! — пожелала я псине и выбросила «хот-дог» в окно.

Дворняга поймала его на лету и моментально убралась в укромное место — насладиться добычей в одиночестве. Собственно говоря, я собиралась заняться тем же самым. В смысле, не доедать сосиску за гаражами, а исследовать добычу в тихом месте. Моей добычей была пластиковая папка с копией документов восьмилетней давности.

Человека, за которым я собиралась следить, звали Денис Васильевич Овсеенко. Было ему сорок пять лет, и когда-то он служил в полиции, точнее, тогда еще милиции — было это до несчастья, случившегося с его сыном. Это было все, что мне удалось о нем узнать. Собственно говоря, эту информацию я получила от Ложкарева. Папка, по моей просьбе добытая Алёхиным, должна была дополнить скудные сведения.

Я живу в Тарасове довольно давно. Трагедия в семье Овсеенко произошла восемь лет тому назад. Но почему-то я не помню ни единого материала в прессе об этом деле — а ведь оно должно было оказаться на первых полосах газет! Но нет — ни восемь лет тому назад, ни за все последующие годы не появилось даже маленькой заметки о том, как генерал выстрелил в мальчика, на всю жизнь оставив его инвалидом. Так не бывает! Делаем вывод — дело замяли. Да не просто погрозили пальчиком журналистам, запретив им раздувать шумиху вокруг несчастного случая, а пустили в дело тяжелую артиллерию — кто-то на самом верху сделал так, чтобы раз и навсегда отбить у журналистов охоту копаться в этом деле.

Я уже знала, что следствие велось спустя рукава. Наскоро пролистав папку, я отметила грубые нарушения, допущенные еще на первом этапе. Для расследования этого простого дела была почему-то организована следственная бригада, причем создана она была с нарушениями — вопреки 163-й статье Уголовно-процессуального кодекса, вместо постановления прокурора следственная бригада по делу Овсеенко образовалась на основе межведомственного распоряжения. Соответственно, все следственные действия, проведенные этой бригадой, считались незаконными, а собранные ими доказательства — недопустимыми. То есть использовать их в суде было нельзя.

Повторно созданная группа получила готовые руины уголовного дела.

Был испорчен неправильным хранением образец анализа крови генерала — явно пьяного выше глаз в момент совершения им преступления, о чем говорилось в протоколе допроса Дениса Овсеенко. Оружие, из которого Качалин выстрелил в мальчика, дали в руки отцу пострадавшего со словами: «Вот, глядите, он даже не заряжен!», после чего вопрос о снятии отпечатков отпал сам собой. Вообще, в этом деле было столько грубейших нарушений, что было ясно — все они допущены намеренно, потому что с самого начала было ясно, что никакого суда не будет, а для этого дело надо развалить, что следователи и осуществили.

Я знала, что отец пострадавшего мальчика бросился на генерала и попытался его избить, но ему это не удалось. Впоследствии этот инцидент генерал использовал как аргумент в свою защиту. Дениса Овсеенко скрутила милиция, и Качалин, кажется, сделал все возможное, чтобы на отца мальчика завели уголовное дело. Не помогло даже то, что он сам был милиционером.

В крови мальчишки обнаружили следы наркотика — какой-то курительной смеси, дешевой дряни, которой баловались малолетки из Заводского района, а в кармане джинсов — горсть конопли. Генерал выжал все возможное из этого факта. Похоже, это была основная причина, по которой семья мальчика не стала подавать апелляцию после оскорбительного решения суда, вчинившего генералу условный срок, да и тот ему скостили по вовремя подвернувшейся амнистии. Знаю, что генерал предлагал Овсеенко какие-то деньги в качестве компенсации, но отец парня отказался, настолько смехотворной была сумма.

И вот сейчас я сидела в машине и смотрела, как Денис Овсеенко выезжает со двора. В полиции Денис больше не служил — он ушел из органов сразу после того несчастья. Сведения, предоставленные мне Алёхиным, проливали свет на дело восьмилетней давности, но ничего не могли мне сообщить о нынешнем положении Овсеенко. На что он живет? Чем занимается? Знаю только, что восемь лет тому назад адрес проживания его семьи был другим — тогда Овсеенко обитали в панельной пятиэтажке, а сейчас занимали двухэтажный особняк. Да и машина у Дениса была неплохая — черная «Паджеро». Почему так резко улучшилось материальное положение бывшего полицейского? Пока что по поводу этой истории у меня были лишь сплошные вопросы. И — ни единого ответа.