— Не бойся… Все будет хорошо.

Шли мы чуть больше трех часов. Тропинка то появлялась, то исчезала под сухим валежником, через который мы с большим трудом, но все же пробирались. Я вымоталась настолько, что сил не было даже на то, чтобы пугаться, натыкаясь на внимательный, изучающий взгляд моего спутника. Верный Байкал трусил рядом с ним, время от времени оборачиваясь, когда я отставала. Казалось, конца и края не будет этой чащобе. И когда неожиданно в лицо мне ударили лучи солнца, я едва не расплакалась от радости.

— Неужели пришли? — с надеждой в голосе спросила я, без сил падая на землю.

— — Почти, — порадовал меня Иван, сбрасывая с плеч поклажу и усаживаясь рядом. — Сейчас спустимся с пригорка, там лугом метров триста, а там и до нашей деревни недалеко.

Все было именно так, как рассказывал Иван. Только назвав свой населенный пункт деревней, он явно погорячился. Это был скорее хутор, насчитывающий с десяток домов, большая половина из которых была заколочена.

— Ты здесь живешь?

— незаметно перешла я на «ты».

— Пытаюсь.

Иван круто взял влево, и вскоре мы стояли у покосившегося забора, опоясывающего заросшую бурьяном усадьбу. Лебеда с чертополохом, произрастающие здесь в великом множестве, вольготно заполонили всю территорию сада и огорода и постепенно брали в кольцо малюсенький домишко в три окошка. Я с опасением остановилась у первой ступеньки полусгнившего крылечка и вопросительно посмотрела на Ивана.

— Иди, иди, не бойся, — приободрил он меня. — Все, что было можно, я подлатал.

Крыша на голову не упадет, пол под тобой не проломится!

И крыша не упала, и пол не проломился, и даже имелась новенькая четырехконфорочная газовая плита, сияющая нетронутыми никелированными ручками.

— Ишь ты, — подивилась я, останавливаясь у плиты и внимательно ее изучая. — С электроподжигом!

— На той неделе поставил. Еще и не готовил ни разу. Я люблю в саду готовить. У меня там печка из кирпичей огнеупорных сложена.

С дымком вкуснее.

В справедливости его слов я убедилась, уплетая за обе щеки приготовленные им щи и пельмени. Его поварскому мастерству могла позавидовать любая женщина. Каждое движение, каждый взмах поварешкой не были лишними. А когда на аккуратно оструганный деревянный столик было водружено блюдо с шанежками, то изумлению моему не было предела.

— Ну ты даешь! — восхищенно выдохнула я, отодвигая от себя пустые тарелки. — Так все вкусно, аппетитно. Кто же тебя этому научил?

— Жизнь, — последовал лаконичный ответ. — Сначала дома матери помогал, потом в армии, затем на флоте частенько кока нашего подменял. Тот мастак был по части выпивки, приходилось выкручиваться нашему старпому.

Не оставишь же команду голодной!

Я помогла убрать и вымыть посуду, и спустя минут двадцать мы сидели все за тем же столом под старой скрипучей яблоней и говорили о Тимуре. Вернее, больше говорила я, а Иван внимательно слушал, время от времени вставляя вопросы.

— А здесь не осталось его фотографий? — спросила я, закончив свою историю.

— Нет, — покачал он головой. — Дом долгое время стоял заколоченным. Мыши все в труху сточили. Неделю мусор вывозил.

— Жаль, — вырвался у меня печальный вздох. — Ты знаешь, я вспоминаю сейчас нашу с ним совместную жизнь и диву даюсь. Мы так были счастливы, так упивались обществом друг друга, что не оставалось времени на то, чтобы говорить о родственниках. Скорее даже причина была в другом…

— В чем?

— Я ведь вторая жена у Тимура…

— Да?! — брови Ивана поползли вверх. — Удивлен, если честно. Он рос таким правильным ребенком. Так переживал, что рожден не в браке… Помню, всегда говорил, что никогда не бросит своего ребенка.

— И тем не менее, — печально констатировала я. — Он расстался с женой и дочкой. Но произошло это задолго до нашей с ним встречи. И невзирая на это, покоя от его бывших родственников не было. Видимо, это и сыграло свою роль.

— Ты о чем?

— Я о том, что ничего не знала о тебе, твоей матери и сестре.

— Ты любила его?

— Да… Очень любила, — глаза мои против воли увлажнились. — Я думала, умру следом за ним.

Я положила подбородок на сцепленные пальцы и печально уставилась вдаль. Иван тоже надолго замолчал, не мешая мыслям моим возвратиться к прошлому. И когда какое-то время спустя он что-то произнес, я вздрогнула от неожиданности.

— Что ты сказал?

— Я еду с тобой, — твердо повторил он и, словно закрепляя сказанное, припечатал ладонью по столу. — Думается мне, что ты не успокоишься…