Старый кастелян молчал, наклонив голову.

— Кто я такой... — наконец тихо промолвил он, потом повторил чуть громче: — Кто я такой, князь, чтобы давать тебе советы в подобных вопросах? Одно дело — рубиться с врагом или считать, сколько мешков проса да окороков осталось в подвалах, и совсем другое — начинать и заканчивать войны.

— Знал, что ты так скажешь. Эх, надо бы спросить совета у короля Сигизмунда, да он давно уж умер... Да что там — многие братья по ордену умерли. Витовт, Филиппо Сколари, трансильванский воевода Сцибор, герцог Эрнст Железный... А тех, что остались, мне искать некогда.

— А что случилось-то, князь? — осторожно спросил кастелян.

— Недосуг объяснять... — отмахнулся Влад. — Что ж, стало быть, решать мне самому. Поди прочь, Петр. Я помолюсь, и если Господь не даст мне никакого знака — тогда выступаем против Хуньяди. Пусть османы возрадуются, если того не миновать.

Кастелян поклонился и, хромая, вышел.

Князь швырнул перо на стол и заметался по покоям, словно дикий вепрь, загнанный в клетку. Более всего Влада раздражало то, что он ничего не понимал и боялся. Что они сделали с его сыном? Стоит ли княжич войны? Или обождать, обратившись к помощи фигурки дракона еще раз — скажем, завтра? Но видевший моря крови и ходивший по колено в рубленой человечьей плоти и дымящихся кишках Дракул не желал еще раз смотреть, как проклятый колдун терзает сына. А главное — что, если он все же превратил Влада в упыря?!

«Говорят, самому редкому вину ой как далеко до крови...»

— Господи, если ты смотришь сейчас на меня... — начал, было, князь, устремив взгляд ввысь, но тут в покои вошел все тот же Петр Ворона. — Что еще?! — рявкнул Влад, резко обернувшись.

Кастелян, приложив ладонь к сердцу, учтиво произнес:

— Прости, князь, что отрываю тебя от молитвы, но ты же сам сказал — если Господь не даст никакого знака...

— И что же?! — все так же сердито спросил Влад. — Господь дал знак?

— Не знаю, князь, я-то простой человек... Но думается мне, что так оно и есть. Иначе чем объяснить, что у наших ворот стоит сейчас османский посланник и нижайше просит говорить с тобою...

И кастелян низко поклонился, успев бросить на князя хитроватый взгляд.

3

...Влад принимал османа в Обеденном зале. Движимый злобой, он нарочно поставил перед собою разное вино, зная, что многие правоверные мусульмане считают его употребление за великий грех. Тут же лежал наспех зажаренный на вертеле поросенок — как известно, вкушать свинину мусульманам тоже не полагается, и даже ее запах и вид для них неприятны и греховны.

Теперь князь сидел на своем обычном месте за столом и сквозь череду графинов тонкого стекла и подымающийся от поросенка пар разглядывал посланника.

То был молодой еще человек с красивыми, очень тонкими и точными чертами лица, одетый во вполне приличный европейский костюм. На поясе тоже висела не турецкая сабля-килич, какой привык пользоваться и сам Влад Дракул, а длинный двуручный немецкий гросс-мессер. Оружие выглядело бедно — потертое, без каменьев и украшений, но именно это выдавало в посланнике настоящего бойца, которому клинок нужен для сечи, а не для придворного хвастовства.

Звали османа Тункай Парс. После того как он представился и передал витиеватые слова приветствия от султана, в зале установилась гнетущая тишина. Это было не удивительно еще и потому, что князь Дракул и посланник встретились наедине. Ни кастеляна, ни гайдуков, ни советников в Обеденный зал не допустили, как и тех людей, что приехали с Тункаем Парсом.

Посланник стоял и терпеливо ждал, ибо Влад даже не предложил ему сесть. Умные черные глаза, похожие на крупные вишни, осторожно изучали помещение. Это не было пустое любопытство и тоже показывало боевой опыт: кто знает, вдруг через мгновение мирная беседа превратится в безжалостную схватку? Потому нелишне изучить входы и выходы, балки и подпоры, по которым можно взобраться, окна, из которых можно выпрыгнуть...

— Садись, — глухо сказал князь, сделав короткий жест в сторону простого деревянного кресла, стоящего по левую руку от Влада.

— Благодарю, господин. — Тункай Парс поклонился, прошел к креслу и сел. Кончик ножен гросс-мессера чуть слышно цокнул о каменный пол.

— Говори, зачем султан Мурад послал тебя. Только говори без этих ваших штучек, когда забываешь, с чего начал, и не дождешься, пока закончишь.

— Как тебе будет угодно, господин, — не стал прекословить посланник. — Султан послал меня с тем, чтобы рассказать о твоем сыне Владе...

— Что с ним?! — Князь даже привстал. Он никак не ожидал, что осман заговорит о молодом княжиче. О союзничестве против Хуньяди, о чем угодно — но не о княжиче...

— Он... Он пропал, господин.

Показалось князю или в глазах Тункая впервые промелькнуло нечто похожее на страх? Судьба гонца с дурными вестями бывает непредсказуема.

— Что значит — пропал?! Султан обещал мне, что с головы моего сына не упадет даже волосок, что он будет жить при дворе вместе со своим братом Раду так, как живут дети самого султана Мурада!