Шрифт:
Сейчас, поглядывая на курносую девчушку, Иртеньев был в некотором затруднении и, чтобы как-то выйти из него, протянул:
— Поля, значит… — и только потом спросил: — Ну а чего же ты в землянку пошла? Тебя что, разве вчера староста в избу поставить не предлагал?
— Предлагал, — Поля натянула одеяло на оголившееся плечо и, как-то странно посмотрев на Иртень ева, добавила: — Только я сказала, мы вместе…
Такой ответ буквально ошарашил Вику. Мысли заскакали в разные стороны, и вдруг все стало понятно. Конечно же, девчонке просто-напросто страшно оказаться одной, а так у нее есть хоть какая ни на есть, а опора, тем более что вчера именно он, Вика Иртеньев, имел глупость проявить никому не нужное донкихотство…
Но, поскольку они, так или иначе, оказались вдвоем в землянке, Иртеньеву не оставалось ничего иного, как познакомиться поближе с этой так неожиданно свалившейся ему на голову девулей, и он коротко, по-деловому спросил:
— Тебя за что конвоир бил?
— Так они ж меня ссильничать хотели, а я не далась…
Вика и так предполагал нечто подобнее, а потому, ничего не уточняя, как бы между прочим, поинтересовался:
— Ну а на этап за что?
Теперь женщина как-то странно помедлила и, словно после некоторого внутреннего колебания, ответила:
— Дак я ж тамбовская…
Будучи достаточно наслышанным об эксцессах, которые сопровождали антоновщину, Иртеньев на какое-то время задумался, и, пользуясь его минутным молчанием, Поля задала свой вопрос:
— А как величать-то вас?
— Викентий Георгиевич, — машинально отозвался Вика.
— Красиво… Сразу видно, что вы из благородных… — Ее глаза засветились любопытством. — Чай, при чинах были?
— Да уж… — горько усмехнулся Иртеньев и неожиданно жестко заключил: — Иначе я б с тобой в этой дыре не сидел.
Начавшийся было разговор сам по себе заглох, и тут, совершенно неожиданно, входная дверь скрипнула. Иртеньев повернул голову и, увидев на пороге мужика в заношенной рубахе, коротко бросил:
— Тебе чего?
— Чаво, говоришь?.. — мужик хитровато сощурился и заявил: — С вас, однако, за приселение полагается…
— Какое такое приселение? — не понял Иртеньев.
— А вот за это, — мужик обвел взглядом землянку. — Мотри, какая хоромина, и опять же не ты ее строил…
— А кто ее строил? — тихо, наливаясь внезапной злобой, спросил Иртеньев.
— Дык, испидиция была тута, а с вас, значитца, али деньгами, али, ежли есть, из вещей чаво…
Наглость мужичонки заставила Иртеньева взо рваться, и он яростно прошипел:
— Пошел вон, сволочь!
— Ты эта чаво, контра ссыльная… — начал было отнюдь не испугавшийся мужик, и тут Вику окончательно прорвало.
Заметив под столом обломанный черенок лопаты, он быстро нагнулся, схватил его и замахнулся с явным намерением запустить в незваного визитера. Однако мужичонка явил невиданную прыть и вылетел наружу с такой скоростью, что палка только с трес ком ударилась о доски захлопнувшейся двери.
Отскочивший черенок покатился по полу, и в наступившей тишине раздалось радостное:
— Как вы его!
Иртеньев никак не среагировал на восхищение женщины и тупо уставился в противоположную стенку. До него только сейчас во всей полноте дошло понимание того, что, предоставленные сами себе, они здесь просто-напросто брошены, и как быть дальше, Вика представить не мог.
Поля какое-то время недоуменно смотрела на Иртеньева, а потом приподнялась на своем топчане и удивленно спросила:
— Викентий Георгиевич… Вы чего?
— Чего? — глухо переспросил Иртеньев и горестно заключил: — Да вот, думаю, что мы с тобой есть будем? Похоже, новые власти нам никакого содержания не определят…
— Ну так и что с того? — Поля сбросила одеяло и села. — Сами как-нибудь прокормимся.
— И как же это? — Иртеньев покачал головой. — Денег нет, продуктов нет, работы никакой тоже нет…
— Да что вы! — Поля махнула рукой и тут же принялась поправлять большую, не по росту полотняную рубаху, так и норовившую соскользнуть с плеч. — Я ж у себя дома в сельской больничке работала, на фельд шера училась, у меня и аптечка, и лечебник с собой…
— Вот как? — Иртеньев криво усмехнулся. — Выходит, ты и меня прокормить собираешься?
— А как же иначе? — широко распахнутыми глазами Поля посмотрела на Иртеньева.
— А за что же мне такая честь? Ну, был бы я молодой, тогда понятно, а так…
— Что так? — голос женщины неуловимо изменился, и в нем зазвучали совсем другие нотки. — Вы что ж думаете, как я из простых, так и не понимаю ничего, а я еще как понимаю!
— И что ж ты такое понимаешь?