— Она мне отказала!

— Отказала? Ты что, — внезапно догадался дядя Викентий, — сделал ей предложение? Когда?

— Только что!

— Вот такой… Пьяный. Расхристанный. Без цветов. Ты что, Витенька, кухаркин сын?

— При чем здесь кухаркин сын? — Виктор так рванул ворот, что две пуговицы отлетели и с металлическим звоном покатились по полу. — Да мы живем вместе! Понимаешь, дядя? Я ремонтирую этот дом… Я! Здесь у меня все! И она… Она же на все согласна! И вот на тебе!

— Так… — Дядя Викентий грустно усмехнулся. — Про трофей вспоминала?

— Трофей? — удивился Виктор. — Вспоминала… А ты как узнал? Что, было слышно?

— Витенька… — укоризненно покачал головой дядя Викентий. — Как ты можешь?!

— Извини, дядя, — развел руками Виктор. — Но я действительно ничего не понимаю…

— Да я еще за столом заметил… Нельзя так, Витя… Нельзя. Эта женщина для нас подарок судьбы.

— Для нас?

— Конечно! Кто-то же должен думать о семье, о роде, о воссоздании фамильного гнезда, наконец? Кто, Витя?

— Ну хорошо, дядя… — Виктор попробовал застегнуть ворот, но только зря дернул себя за воротник. — Я признаю, что сделал что-то не так, но объясни мне, что?

— Что? — с минуту дядя молча смотрел на племянника. — Ты понимаешь, надеюсь, что она, как и мы, потеряла все?

— Отлично понимаю! Но тогда почему?

— Да потому! — рассердился дядя Викентий. — Что у нее, как и у нас, осталось одно. Гонор! Это-то ты понимаешь?

— Не понимаю! Я что, на колени перед ней должен был встать?

— Да, Витенька, да! Именно на колени! После всего, что было, после страха, унижений, хаоса — кто ты должен быть для нее? Да для нее ты возврат прошлого! И потом, если хочешь, она мать твоих будущих детей. Так что, милый мой, ты прежде всего должен был показать ей свое уважение… А ты, да что говорить…

Дядя Викентий махнул рукой и начал что-то перекладывать на постели. Виктор какое-то время следил за ним и, дождавшись, когда тот снова посмотрел на него, вздохнул.

— Наверно, ты прав… Но теперь-то как быть?

— Теперь? — дядя Викентий показал рукой на чемодан. — Складывать вещи.

— Вещи? — растерялся Виктор. — И куда же?

— Куда-нибудь. Ты можешь в казарме пожить, а я квартиру найду… Перебудем.

— Что, прямо сейчас?

— Зачем сейчас? Утречком. Чинно попрощаемся и уйдем.

— А дальше?

— Дальше? — усмехнулся дядя Викентий. — Ты явишься с букетом цветов и прежде всего попросишь прощения. Второй раз ты снова придешь с цветами и пригласишь ее куда-нибудь. Я не знаю, в кино, в ресторан, в театр… Ну, то, что тут есть, но чтобы она могла надеть свой лучший наряд и чтоб ее видели все. И вот если она пойдет с тобой, то на третий раз ты принесешь самый большой букет, встанешь на колени и смиренно попросишь ее руки…

— И что, ты считаешь, тогда она мне не откажет?

— Если сделаешь так, как я сказал, нет.

Этим утром они в первый раз проснулись не вместе. Скорчившись в самом углу большой двуспальной кровати, Эля притворялась, что спит, в то время как одетый по всей форме Виктор ждал в кресле, когда она проснется. Время от времени сквозь прижмуренные веки Эля следила за Виктором, а он, в отличие от нее, демонстративно смотрел в окно, через которое уже проникали в комнату первые утренние лучи солнца.

Наконец Виктор, который таки сумел заметить игру Эли, поднялся и вышел в сад. Там, в углу, еще до вой ны был разбит большой цветник, и сейчас на кустах, еще покрытых капельками утренней росы, распустились полуодичавшие розы.

Выбирая самые лучшие, Виктор достаточно быстро набрал вполне приличный букет и уже с цветами в руках вернулся в спальню. Конечно же, едва он вышел из комнаты, Эля сорвалась с кровати и до его возвращения как раз кончила одеваться.

Увидев свеженькие розы, Эля отступила на шаг и с неприкрыто горделивой насмешкой спросила:

— Что? Решил повторить попытку?

— Так, решил.

— Напрасные старания!

Эля тряхнула головой и отвернулась к окну.

— Хорошо…

Виктор молча положил букет на кресло, в котором только что провел ночь, и вытащил из-под кровати свои вещи. Откровенно говоря, вот этого-то Эля никак не ожидала и сразу забеспокоилась.

— Что это ты делаешь?

— Ничего. Раз ты так решила, я ухожу.

Виктор взялся было за ручку чемодана, однако, только теперь заметив, что пара колючек с розового куста все-таки впилась в руку, принялся их вытаскивать.