Матвиенко ушел. Глядя вслед ему, Шорохов думал: "Кто же тебе меня выдал?.."

"…Никаких сенсационных разоблачений. Всего только — время от времени намекать большевистскому деятелю с пятнами на мундире, что документы о его подпачканном прошлом еще не утрачены. Статейка в парижской газете, сплетня на каких-то российских задворках… Никогда доказательств не предъявляя… Цель — не свержение этой личности, а ее саморазрушение. Дай только бог, чтобы эта личность своевременно прославилась подвигами во славу своего отечества…" — Шорохов перечитывал моллеровскую запись. — "И тогда вслед за саморазрушением этой… по праву возвысившейся личности, начнется самоуничтожение правящего слоя красной России…"

"Провокация, — подумал Шороков. — Ничего больше. Вся эта белая братия еще когда-то узнала о том, кто я. Выбрали подходящий случай: мою, вместе с другими купцами, поездку с мамонтовским корпусом. Выстроилась цепочка: Мануков — Михаил Михайлович — "Федор Иванович" — Чиликин — Буринец — Моллер… Чиликин и Буринец не знали, что им в конце концов уготовано. Моллер какие-то подозрения на этот счет имел. Чтобы рассеять их, вернулся к Манукову, будто позабыл шарф. Напоролся. Знал, что живым не оставят. Чтобы отомстить, в тюрьме сделал запись. Но и Манукову досталась пуля! Мне не достанется. Ясно зачем: передать мамонтовские бумаги в Москву. Как первый шаг. Передадут-то ведь копии. Так и укажут. Намек. Увидели в этом смысл… Уснуть бы. Завтра день непростой".

Стало светать. Шорохов надел шубу, спустился к подъезду. Ждал. Матвиенко не появился.

Когда Шорохов возвратился в комнату, Закордонный был на ногах. Спросил:

— Куда вас носило ни свет ни заря?

— Собирался поехать в Славянскую с вашим вчерашним знакомым. Обещал свести с интендантами. Но, видно, что-то у него не заладилось.

— Вот те на, — удивился Закордонный. — Завтра я сам туда еду. В свите атамана. Опомнились, подлецы. Гнев на милость переменили. Желаете? Можете составить компанию.

— Если не секрет, чего ради туда понесет атамана?

— Инспекция перед выступлением на фронт. Самое атаманское дело… Что подъесаул подвел, не журитесь. С интендантами полка я вас и без него сведу.

— Удобно ли вас затруднять?

— Раз приглашаю… После атамана в этом вояже первым человеком буду. Есть-пить на такую ораву, — думаете, просто?.. Тем более, что вы ведь на собственных лошадях поедете.

— И кучер мой.

— О чем тогда речь? Новый человек в свите даже хорошо. Наши рожи надоели друг другу до чертиков. Не смотрел бы.

Закордонный вскоре ушел по своим делам. Шорохов сидел у стола. Следовало заняться сводками. И, конечно, в первую очередь для миссии. Про случившееся с Мануковым там все равно узнают. Разумно было опередить возможные вопросы. 0 записи Моллера пока ничего не сообщать, как и о том, что Мануков просил переправить в Новорссийск какие-то документы. Но если то и другое не сообщать, чем объяснить, что Шорохов к нему приходил, о чем они говорили?

Сидел и думал о себе так, будто был это не он, а кто-то другой. Главное — как понять все то, что вокруг него столько времени происходило? Ни конца, ни края. Получается: вертели им как хотели. А он был, что кутенок, которого учат тычками.

В десятом часу утра без всякого стука, быстрым шагом, вошел в комнату Михаил Михайлович ("Адрес? Я ему его не давал!" — только и успел подумать Шорохов), ликующе произнес:

— He знаю, огорчит вас это, милейший, или обрадует, но золотой петушок клюнул в темячко. Сказки Пушкина, надеюсь, читали?

Шорохов вопросительно смотрел на него.

— Великий фокусник умер.

— Николай Николаевич? — вырвалось у Шорохова.

— Что вы, роднейший! Американские торгаши живучи как кошки. Речь о генерале Мамонтове. О Мамантове, если точнее. Смерть любит отделять золото от позолоты.

После этого они долго молчали. Михаил Михайлович насмешливо поглядывал по сторонам. Что-то хотел уяснить для себя из беспорядка, царившего в комнате, на столе, заставленном бутылками и грязной посудой. Это было первое, что подумал Шорохов. Второе. Вспомнил: "Я пою свои песни под другим балконом", — сказал ты однажды во времена мамонтовского похода. Песни кровавые. Во имя чего или кого, это пока неясно. Но — кто следующий?" Спросил:

— Как себя чувствует Николай Николаевич?

— Худо, мой друг. Пока без памяти. Ирония судьбы? Получить такой подарок из рук контрразведчика. Опасный народ. Я всегда, роднулечка, это знал. Советую: обходите таких господ стороной. А вы с ними — то, се…

— Вы говорите о Моллере? — спросил Шорохов.

— Угадали. Но одна любопытнейшая загадка: кто же будет наследником мамонтовского добра? Говорю не о тряпках и хрусталях для жены. Личный архив. Вам ничего о нем не известно?

— Нет. Я вообще только от вас узнал, что Константин Константинович умер.

— Печально, мой лучезарнейший. И такая подробность, милейший. Я сегодня уезжаю в Новороссийск. Остановлюсь в гостинице «Французская». Потребуется, можете разыскать. Это на случай, если вам очень туго придется без вашего ангела — хранителя. Разумеется, речь о господине Манукове, мой дорогулечка. Между прочим, Американская миссия в той же гостинице. Занимает весь третий этаж. Господа ценят удобства.