Шрифт:
Скажу тебе по секрету, Наташечка, этот доклад, доклад Юлии Разгон для пекинской конференции, написал я. Меня попросил об этом заведующий кафедрой. Думаю, что именно по этой причине он и согласился с твоей кандидатурой. Наш шеф — научный руководитель этой особы. У нее возникли какие-то там сложности то ли с написанием, то ли со временем, и он обратился за помощью ко мне. У меня со свободным временем, сама понимаешь, тоже напряженно, но отказывать шефу в силу ряда разных причин, я не стал. Старшие товарищи приказали, сама понимаешь… В общем, доклад для Разгон я написал, а когда узнал, что поехать она не сможет, то счел для себя возможным замолвить словечко о тебе. Завкафедрой в принципе не возражал. Теперь все зависит от тебя. От твоего согласия. Что скажешь?
— Не знаю.
— Наташечка, ну что значит «не знаю». Не зря же я так старался. И доклад для Разгон по ночам писал, и перед шефом прогибался. Я думал, ты обрадуешься. У нас должна получиться классная поездка. Три дня в Пекине, потом съездим в Шанхай. Побродим по городу, разыщем отель, в котором жили с родителями, вспомним молодость, так сказать. Билеты на поезд из Пекина в Шанхай я уже заказал, номера в отеле тоже. Соглашайся!
— Ты думаешь?
— Уверен, Наташечка. А хочешь, съездим в Циндао? Помнишь Циндао? Желтое море, парк с акациями, цикады стрекочут. У тебя была цикада. Помнишь? Она жила в маленькой-премаленькой бамбуковой клеточке. Ты с важным видом повсюду таскала с собой эту дурацкую муху. Я так тебе завидовал. Помнишь?
— Еще бы не помнить. Помню, конечно. Ты дразнил меня «Муха, муха-цокотуха, позолоченное брюхо». Только это было не в Циндао, а в Шанхае. Цикаду в клетке мне подарил лифтер в отеле.
— Вот, видишь, как здорово. Все-то ты помнишь. Ну что, Наташечка, едем?
— Не знаю, Сережа.
Глава 3
Юлия закончила разговор с матерью, отключила мобильный и с облегчением откинулась на подушки.
Что ж, пока все идет по плану. На кафедре благополучно проглотили наживку, поверили в историю с ее внезапной болезнью и госпитализацией.
В Китай вместо нее поедет кто-то другой. Уже хорошо.
Жаль, конечно, что накрылась халявная поездка за рубеж, ну да ничего не поделаешь, жизнь по-любому дороже.
Теперь надо сделать так, чтобы в эту немудреную сказочку поверил и недоверчивый, подозревающий всех и вся Леонид Левандовский.
А для этого ей надо еще подумать. Хорошенько подумать!
Юля не сомневалась, что у нее все получится. Она найдет достойный способ выпутаться из этой патовой ситуации.
Не из таких выпутывалась!
Нужно только выиграть время. Всего-навсего, каких-то несколько дней.
Поэтому она и лежит сейчас здесь, в отдельной палате хозрасчетного отделения одной из лучших больниц Петербурга.
Хочешь жить — умей вертеться.
На самом деле Юля попала в больницу не с «острым животом», как велела матери сообщить на кафедру, а легла на обследование.
Обычное медицинское обследование, которое должен проходить каждый гражданин, мало-мальски интересующийся состоянием своего здоровья. А Юлиана о себе любимой заботилась и диспансеризацию проходила ежегодно. Только вот на этот раз Юлечка предпочла стандартному обследованию в родной академической поликлинике стационар.
Она с удовлетворением оглядела свою палату-люкс. Чисто, просторно, уютно, никаких тебе жутких больничных запахов. Вежливый квалифицированный медицинский персонал и новейшее оборудование.
Правда, обойдется ей такая диспансеризация в копеечку.
Ну, да оно того стоит!
За свою жизнь Юля не раз прибегала к услугам этого отделения и знала, что соблюдение анонимности ей гарантировано.
Справок о здоровье пациентов хозрасчетного отделения медперсонал «Справочного» в Михайловской больнице не дает. Никакой информации. Никому.
Ни родственникам, ни знакомым. Ни по телефону, ни лично.
Таковы правила.
Узнать что-либо о пациенте хозрасчетного отделения можно только у заведующего этим самым хозрасчетным отделением и только с согласия самого пациента.
И это для нее сейчас главное. Вся информация, а вернее, дезинформация о ее, Юлечкином, состоянии здоровья — только с ее собственного, Юлечкиного, ведома.
Левандовский должен поверить в эту неожиданную болезнь и госпитализацию. Должен! Иначе ей кранты.
Трындец котенку, не будет больше плакать!
Да, она согласилась помочь своему любовнику. Пообещала, что убьет Алсуфьева.
Ну и что?!
А вы бы на ее месте не согласились?!!!
То-то и оно!
Разве у нее был выбор?
Не было у нее выбора. Не было!
Мысль о том, что можно не соглашаться, даже не посетила расчетливую головку прагматично-циничной аспирантки Юлианы Сергеевны Разгон.
Разве можно отказывать в просьбах таким опасным людям, как Левандовский?