В сентябре 1941 года более чем 300-тысячная армия немцев обложила Ленинград с юга и юго-востока, а финские войска нависли со стороны Карельского перешейка и вышли к реке Свирь. Население города, войска Ленинградского фронта и силы Краснознаменного Балтийского флота оказались в очень тяжелом положении. Единственным путем для связи с тылом страны оставалось Ладожское озеро и участок его юго-восточного побережья.

Несмотря на исключительно тяжелое положение, защитники Ленинграда не только отразили все атаки врага, но и заставили его самого перейти к обороне. Тогда немецко-фашистское командование решило предпринять глубокий обход города с юго-востока, чтобы, соединившись с финскими войсками восточное Ладоги, взять его в двойное кольцо, лишить ленинградцев всякой связи с тылом страны и вынудить к капитуляции.

Для выполнения этого плана немцы бросили в бой значительные силы — три корпуса. Непосредственно на соединение с финнами был двинут ими 39-й моторизованный корпус, получивший к тому времени пополнение и состоявший из двух танковых дивизий (450 танков), двух моторизованных дивизий и ряда отдельных частей. Действия корпуса прикрывались и поддерживались авиацией. В то же время три дивизии 1-го армейского корпуса немцев начали наступление по обоим берегам реки Волхов в сторону Волховстроя, а соединения 38-го армейского корпуса — в направлении Малой Вишеры.

В районе Грузино врагу удалось прорвать фронт наших войск и форсировать Волхов. В первых числах ноября немецкие танки вышли на ближние подступы к Тихвину. Потеря Тихвина означала бы утрату нами последней железной дороги к юго-восточному побережью Ладожского озера, по которой шло через Вологду снабжение Ленинграда.

Фашистская пропаганда ликовала, протрубив на весь мир о неизбежном падении города Ленина. «Теперь Ленинград должен будет сдаться без пролития крови немецких солдата» — пророчествовали немецкие газеты. Гитлер, выступая в Мюнхене 8 ноября, в день отхода советских войск из Тихвина, самодовольно утверждал: «Ленинград сам поднимет руки: он неминуемо падет, раньше или позже. Никто оттуда не освободится, никто не прорвется через наши линии. Ленинграду суждено умереть голодной смертью».

В оборонительных боях на подступах к Тихвину мне не пришлось принимать непосредственного участия. Там сражались войска 4-й армии под командованием генерала В. Ф. Яковлева. Я в то время командовал 7-й армией, которая держала оборону против финских войск на реке Свирь Тихвин лежал у нас в тылу, и, в силу того что удар немецких войск своим острием был направлен на реку Свирь, оборонявшиеся там войска в случае прорыва немцами фронта 4-й армии могли подвергнуться удару противника с тыла.

Поэтому мы беспрестанно следили за тем, как развертывались события на Тихвинском направлении, очень внимательно читали боевые сводки с этого участка и сами собирали сведения об обстановке. Самым важным мероприятием следует считать создание резервов и сосредоточение их на возможных путях наступления противника. То, чему меня научило сражение у Свири, я хотел сразу же применить на деле. Но особыми резервами 7-я армия не располагала. Удалось вывести в резерв танковую бригаду, а из различных отдельных отрядов и поступавшего пополнения сформировать один стрелковый полк, один артиллерийский полк, вооруженный 76-миллиметровыми орудиями, и пять минометных батальонов (82-миллиметровые минометы). Кроме того, я приказал привлечь все войска и население к оборонительным работам. Так удалось высвободить три саперных батальона. Вот и все силы, которыми располагала армия для прикрытия прорыва.

Когда боевые действия приблизились к Тихвину и создалась реальная угроза нашему тылу. потребовалось принять срочные меры. Связи с 4-й армией не было. Ставка тоже не сообщала точных сведений. Тогда мы сами решили выяснить, способна ли 4-я армия собственными силами приостановить дальнейшее продвижение немецких войск или, быть может, она нуждается в срочной помощи. С этой целью я направил 5 ноября в район боевых действий 4-й армии начальника штаба 7-й армии генерал-майора А. Н. Крутикова. Примерно в это же время меня информировал о положении под Тихвином прибывший из 4-й армии секретарь Ленинградского обкома партии Т. Ф. Штыков, который организовывал снабжение Ленинграда продовольствием.

Обстановка под Тихвином оказалась исключительно тяжелой, если не сказать критической. Штаб 4-й армии попал под удар противника и отходил на восток отдельными, не имевшими между собой связи группами. Управление войсками армии нарушилось, и они неорганизованно отступали.

О сложившейся обстановке на Тихвинском направлении я доложил 7 ноября по телефону в Ставку. Вскоре мне было приказано срочно отправиться в 4-ю армию и вступить во временное командование ею. Обязанности командующего 7-й армией с меня не снимались. Ставка разрешила использовать часть ее сил для помощи 4-й армии. Перед войсками обеих армий ставилась задача — по-прежнему удерживая финнов на Свири, остановить наступление немцев в районе Тихвина и разгромить их на этом участке.

Но уже на следующий день представитель Ленинградского фронта при 4-й армии генерал-майор П. А. Иванов сообщил мне по телефону, что немцы заняли Тихвин и быстро продвигаются на восток в сторону Вологды. К вечеру того же дня я вместе с дивизионным комиссаром М. Н. Зеленковым, генерал-майором А. А. Павловичем, комбригом Г. Д. Стельмахом и другими товарищами убыл в Сарожу (в 22 километрах севернее Тихвина). Перед отбытием мною было отдано распоряжение срочно направить из состава 7-й армии в район Тихвина танковую бригаду, стрелковый полк, четыре минометных и два саперных батальона, несколько походных кухонь и запасы продовольствия, то есть почти все наши скромные резервы.

Уже в сумерках прибыли мы в Сарожу. Нас никто не встретил. Вообще людей не было видно. За спиной послышался голос: «Не оставлен ли район нашими войсками?» «Туда ли мы прибыли?» — сказал еще кто-то. «Туда, туда», — успокоил я своих спутников, увидев приближавшегося к нам быстрым шагом человека в советской военной форме. Оказалось, что это был командир батальона. Он доложил мне, что батальон подготовлен к отходу.

— Батальону продолжать выполнять задачу, — приказал я. А затем спросил: Столовая у вас тоже подготовлена к отходу? Сможете вы нас накормить ужином?