Началась весна 1942 года, а с нею пришли новые заботы. 2-я ударная армия, проникнув глубоко в расположение противника, очутилась в тяжелом положении. Нависла угроза активизации противника, прежде всего ударов его войск по флангам горловины прорыва и перехвата коммуникаций 2-й ударной армии. Тяжесть положения этой армии усугублялась еще тем, что начиналась распутица, нарушилось снабжение.

Напрашивались три варианта решения задачи: первый — просить Ставку усилить фронт хотя бы одной армией и, пока не наступила полная распутица, добиться оперативного успеха; второй — отвести 2-ю ударную армию из занятого ею района и при благоприятной обстановке искать решения оперативной задачи на другом направлении; третий — перейти к жесткой обороне на достигнутых рубежах, переждать распутицу, а затем, накопив силы, возобновить наступление.

Мы придерживались первого варианта. Он давал возможность использовать уже достигнутые результаты и закончить операцию до конца зимней кампании. Не возражала против него и Ставка. Преимущество этого варианта заключалось в том, что он оказывал непосредственное влияние на смягчение обстановки под Ленинградом, а при благоприятном исходе операции достигалось снятие блокады.

Командование фронта не возражало и против отвода 2-й ударной армии за линию железной и шоссейной дорог Чудово — Новгород. Этот вариант, как нам представлялось, тоже был правильным, потому что он гарантировал сохранение сил армии и удержание плацдарма на западном берегу реки Волхов. Неподалеку от того места сейчас установлен обелиск в память о подвиге сержанта Ивана Герасименко, рядовых Александра Красилова и Леонтия Черемнова. В конце января 1942 года три героя закрыли своими телами амбразуры фашистских дзотов. Это помогло их подразделению захватить вражеский узел сопротивления, после чего 225-я стрелковая дивизия, форсировавшая реку, смогла зацепиться тут за плацдарм. Подвигу трех воинов поэт Николай Тихонов в те дни посвятил следующие строки:

Третий вариант отпадал безоговорочно, так как оставление армии в лесисто-болотистом районе, при легко уязвимых коммуникациях, могло привести к срыву снабжения ее всем необходимым или даже к окружению.

И, как бы подтверждая наши опасения, немецкое командование, стянув к участку прорыва свежие части, в. том числе пехотную и полицейскую дивизию СС, направило их против наших войск, обеспечивавших коммуникации 2-й ударной армии в районе шоссейной и железной дорог Чудово — Новгород. Оборонявшиеся там части 59-й и 52-й армий, подавленные мощным артиллерийско-минометным огнем и авиацией, не смогли противостоять натиску врага. 19 марта ему удалось закрыть горловину вклинения в четырех километрах к западу от Мясного Бора и тем самым перерезать коммуникации 2-й ударной армии.

Узнав о наступлении противника, я выехал в войска, чтобы на месте принять меры противодействия. Из Ставки в свою очередь последовало указание силами левофланговых соединений 59-й совместно с 52-й армией не допустить перехвата противником коммуникаций 2-й ударной армии и разгромить контратакующие части врага. Руководство боевыми действиями возлагалось на меня лично.

Сначала я побывал в 52-й, а затем в 59-й армиях. К сожалению, ни в той, ни в другой не смог получить исчерпывающих данных о размахе предпринятого противником наступления. Сведения из дивизий поступали с перебоями и запутанные. Во всех донесениях командиров говорилось сь сильном воздействии вражеской авиации. Из штаба 59-й армии я выехал в 372-ю стрелковую дивизию, обеспечивавшую коммуникации 2-й ударной армии с северо-востока. Не доехав до штаба дивизии метров 600, мы оставили машины и стали пробираться по снежным траншеям. Командира дивизии полковника Д. С. Сорокина на месте не оказалось: он ушел в один из полков. Поговорив с офицерами штаба, мы отправились вслед за Сорокиным.

Командный пункт полка располагался в лесу. Командир полка майор Коновалов доложил, что только что отбита вот уже четвертая за день атака противника, который пытается прорваться в южном направлении и закрыть горловину.

— У соседа слева, — продолжал Коновалов, — по-видимому, дела неважны. У меня с ним связи нет с самого утра, похоже, что он отходит.

— Это плохо, что вы не имеете связи с соседом, — ответил я. — Как можно скорее постарайтесь восстановить ее! Немедленно прикройте свой левый фланг, пока противник не обошел вас и не ударил вам в тыл.

Расспросив майора Коновалова о состоянии полка и напомнив ему о необходимости любой ценой держаться на занимаемых позициях, мы пошли дальше. Идя рядом, полковник Сорокин жаловался на слабость наших средств противовоздушной обороны, на недостаточное воздушное прикрытие, на большие потери от авиации врага.

— Пикирующие бомбардировщики противника по нескольку раз в день наносят сильнейшие удары по боевым порядкам дивизии, — говорил Сорокин. — Приходится не только отрывать окопы и укрытия для людей, но и закапывать в землю технику, транспортные средства, материально-технические припасы. Над нашим расположением буквально висит корректировщик врага, и мы не можем его отогнать. Да вот он, посмотрите! Кажется, что-то заметил.

— Как что? Колонну, конечно.

Навстречу нам из-за поворота вынырнула группа солдат, человек пятнадцать. Их серые шинели сквозь редкие кусты оголенной ольхи хорошо были видны с самолета.

— Ну, сейчас заработает артиллерия, — заметил Сорокин.

Действительно, всего через несколько минут, когда солдаты, разминувшись с нами, скрылись за поворотом дороги, стали рваться снаряды. Брала злость. Вот он болтается над головой, вражеский наблюдатель, а мы ничего не можем сделать. Сколько было таких случаев, и не пересчитать. Трудно приходилось нам в то время...