– А вы думаете, с чего целых две машины в одной семье под окнами день и ночь пасутся, а? Воры! Воры и крохоборы! А этот из соседнего подъезда… Тоже врач нашелся! Коновалами раньше назывались врачи такие, теперь ветеринары, правда, а он из себя весь… Уважаемые люди ему, видите ли, собак привозят, а что собаки те весь наш двор загадили, будто так и надо! Машка, соседка моя снизу, все с соседским ребенком сюсюкает, будто любит его. Да за такие деньги, что родители ей за пригляд платят, и не так засюсюкаешь!

И так почти о каждом жильце подъезда. Целых полчаса. У Шаповалова аж уши вспухли от потока негативной информации. Складывалось впечатление, что сюда специально согнали мерзавцев и воров со всего города. Согнали и поселили на погибель Раисы Васильевны. Нервы-то у нее ведь не железные. Разве может она спокойно смотреть на такой кошмар?!

– Нет, конечно, – подтвердил Шаповалов, обещая разобраться. – А вы с кем-нибудь из соседей поддерживаете теплые отношения?

– В смысле, дружу ли я с кем-нибудь?

Раиса Васильевна ничуть не оскорбилась вопросу. Не дурак же человек, понимает, как тяжело среди гадких людей найти себе друга.

– Да, именно в таком смысле, – закивал Шаповалов, уже всерьез намереваясь уйти.

Дальнейшее общение с женщиной явно было и бесполезным, на его взгляд, и весьма опасным для его здоровья. Наблюдать желчегонный словесный процесс становилось все труднее. У него аж левое веко задергалось. И мысли в голову полезли дурные про его одинокую приближающуюся старость. А ну как и он без родных и близких ему людей да без работы осатанеет и станет ненавидеть весь белый свет? И поносить всех подряд, и проклинать, и призывать себе в помощь геенну огненную в борьбе с молодыми, удачливыми и состоявшимися…

– Жгут машины, и правильно делают! Понаставили, понимаешь, ни пройти ни проехать…

О том, что ехать опять же пришлось бы на машине, Раиса Васильевна не задумывалась. Она изрыгала яд, сверкала очами и даже ни разу не спросила, а зачем, собственно, к ней пожаловал гражданин следователь.

– Что, прямо за всю жизнь ни разу ни с кем и контакта не было? – продолжил он приставать к ней, намекая на ее молодых соседей. – Так же ведь нельзя. Иной раз соль либо спички закончатся, а в магазин бежать поздновато или не хочется.

Сам-то он никогда не бегал по соседям. Не потому, что не любил их, а потому, что у него никогда ничего не заканчивалось в неурочное время.

– И-и, какие соседи? Какая соль? О чем вы, Олег Иванович? – Полное лицо Раисы Васильевны перекосила очередная волна гнева. – Молодые вот рядом живут, так они вообще странные какие-то…

Она вдруг замолчала и долго беззвучно шевелила губами. Будто спор бессловесный вела сама с собой, будто сказать что-то порывалась, да саму себя одергивала.

– И в чем их странность проявляется? – осторожно надавил на нее Олег Иванович. – Наркоманы, что ли?

– Да нет вроде. И не пьют. Ругаются и то шепотом. Вернее, он так ругается. А она орет. Она глаза вытаращит и орет.

– Вы видели, как она скандалит?

– Да нет, конечно, но когда так орешь, всегда глаза вытаращиваешь, – резонно заметила Раиса Васильевна. И добавила: – Не нравится она мне, вот!

Глупо было бы думать иначе, хмыкнул про себя Шаповалов. Когда весь мир вокруг – говно, чем Василиса Сахарова лучше?

– А муж ее нравится?

– Муж-то? – Козлова помолчала, подумала и снова отрицательно мотнула головой. – Нет, и он не нравится. Опасный какой-то.

– То есть?! – Шаповалов тут же насторожился. – Что значит опасный?

– Из этих он, думаю, из аферистов, – подытожила свой мысленный расклад Раиса Васильевна.

– Почему? С чего вы решили?

Олег Иванович был разочарован. Аферистами у Козловой были девять из десяти людей.

– А вот вы послушайте, как им квартира досталась, – подобралась старушка, принимая почти боксерскую осанку за столом. – Здесь до них жил Михалыч. Ничего мужичок был, тихонький. Пьющий, правда, но не буян. У него раньше жена была и дочка. А потом друг за другом убрались от болезни.

– От какой?

– Знамо от какой – алкоголизмом обе страдали. Он-то дольше всех протянул. Так вот жил себе мужик, а потом помер. Квартиру опечатали. Говорили, будто городу отойдет, поскольку никого родни у Михалыча не было. И тут вдруг…

– Что?

– Вдруг в квартире жильцы!

– И что тут удивительного?

Внутри у Шаповалова уже просто все горело от дикого желания развернуться и убраться поскорее из квартирки, насквозь пропахшей лавровым листом. Раиса Васильевна таким образом с молью боролась – развешивала на ниточках и веревочках по всему дому лавровые засушенные ветки. И ощущение создавалось такое, будто в ее квартире в каждом углу готовится похлебка.