– «Железная леди» – скукотища, паэлью мы недавно ели, а в скрабл ты всегда выигрываешь.

Трудно не согласиться. Смотреть фильм о жизни Маргарет Тэтчер молодежи неинтересно, да и следить за тем, как на экране надувает губки Скарлетт Йохансон или демонстрирует татуировки Анджелина Джоли, куда приятнее, чем наблюдать за великолепной игрой Мэрил Стрип. Паэлью я действительно готовлю довольно часто, просто потому что люблю и рис, и шафран, и овощи, и морепродукты, а сочетание всего этого в одном блюде буквально доводит меня до гастрономического экстаза. И в скрабл я всегда набираю больше всех очков, что естественно для журналиста, привыкшего работать со словами. Даже муж иногда обижается и говорит, что играть со мной совершенно неинтересно. А я втайне ликую и упиваюсь победой: хоть что-то в этой жизни мне удается лучше, чем ему.

В общем, мои предложения ребенка не привлекают, и я всякий раз расстраиваюсь:

– Что же делать?

Тут надо отдать Пашке должное: он не пожимает плечами и не отмахивается небрежно, мол, решай сама, а деловито предлагает:

– Давай скачаем «Паранормальное явление». Чуваки говорят: клевое кино – неделю спать не будем, все вспоминать.

– Такое смешное?

Сын хохочет тем особенным смехом, когда собеседник тут же понимает, что попал впросак.

– Смешное. Так что, качаю?

– Не надо. – Я и так сплю через день, точнее, через ночь, а через день из-за этого чувствую себя вяленой рыбой. Посему мысль о недельном отсутствии сна кажется малопривлекательной, и я со вздохом добавляю: – Ты лучше сам посмотри.

– Ладненько. У вас своя свадьба, у меня своя. – Обычно после этих слов Пашка или убегает куда-то, или удаляется в виртуальный мир, или хватается за мобильник, который будто ждет этого момента, чтобы громко проорать: «Еду в Магадан». А я, стараясь перекричать звезду Интернета, жалобно ною:

– Извини, сынок. – И вот тут сынок как раз небрежно отмахивается, выражая этим следующую мысль: «Да не парься, старуха! Все нормально». Если бы не телефон, компьютер или срочные дела, он бы так и сказал, оставив меня злиться и рассуждать о том, что «нормально» – это вовсе не та характеристика, которой я хотела бы описывать отношения в семье. Они должны быть хорошими, а могут быть плохими. А нормальными они быть не должны. Потому что «нормально» – это ничего, ноль без палочки. А семья, состоящая из одних нолей, – не семья. А мне несемья не нужна. Я, кстати, уже все это Паше объясняла, и не один раз, поэтому он по возможности старается меня не нервировать этим словечком, но, увидев в будний день и не в самое раннее утро мать на кухне и в пижаме, конечно, удержаться не смог.

Я так и стояла, сжимая в одной руке уже пустой совок, а в другой щетку, и выжидательно смотрела на сына.

– А-а! – Паша вдруг развеселился и хлопнул себя по лбу: – У тебя выходной. Извини, забыл.

Здравая мысль. Я бы тоже на его месте высказала именно это предположение. Конечно, моим библиотечным (домашним) днем вот уже лет пять была среда, а сегодня в календаре значилась пятница, но какой двадцатилетний юноша стал бы заострять внимание на таких мелочах, хотя…

– Постой, сегодня же пятница.

Ну да, конечно, как я могла упустить: если бы он знал, что сегодня среда, то отбыл бы, как миленький, в институт в обычное время. И тут я сообразила:

– Ты что, только по средам в институт ходишь?

Пауза была не больше секунды, но все же была:

– Мам, ну ты скажешь тоже!

– Ты не ответил, – я наконец выпустила из рук совок и щетку и взглянула на сына более внимательно. Он прятал глаза и явно обдумывал возможные пути к отступлению.

Конечно, многие бы решили, что не пристало требовать отчет о времяпрепровождении у великовозрастного отпрыска. Но я считаю, что заплаченные за его обучение средства вполне оправдывают подобное требование. Еще не хватало за свои же деньги краснеть перед преподавателями и умолять, чтобы его оставили на факультете. Нет, я не придумываю. Просто уже приходилось решать эту проблему. Я так много времени и сил потратила на то, чтобы объяснить сынуле, что школа – это неизбежность, с которой надо смириться, а в институте все будет по-другому, что даже не подумала о том, что мои слова несмышленое чадо воспримет в самом что ни на есть прямом смысле.

Именно об этом говорили его изумленные и даже возмущенные глаза, когда на первом курсе он рассказывал о том, что обнаружил свою фамилию в списке представленных к отчислению. Тогда наши «библиотечные» дни совпадали, и я не имела ни малейшего представления о том, как часто Паша посещает учебное заведение. Оказалось, крайне редко. А когда меня обуял праведный гнев и я высказала все, что думаю по этому поводу, он на полном серьезе и даже с обидой в голосе заявил, что я, дескать, ему лично обещала, что, как только он переступит порог школы, все изменится. Конечно, обещала. Но я имела в виду, что в институте он будет изучать именно то, что ему интересно, и поэтому нежелание посещать казенные учреждения исчезнет без следа. А он, очевидно, сделал собственные выводы, мало совпадающие с реальным положением вещей: решил, что с той минуты, как его фамилия оказалась в списке студентов, путь к получению диплома будет пролагать исключительно бумажник отца, который каждый семестр должен теперь худеть на внушительную сумму.

Из-за этого, мягко говоря, «заблуждения» нам, точнее мне, пришлось изрядно потрепать нервы, валяясь в ногах сначала у одного декана, потом у другого и, наконец, у ректора учебного заведения, добиваясь поблажки для заплутавшего в трех соснах юнца. В конце концов, ученые умы согласились перевести его на другой факультет, но, конечно же, с потерей года. Что ж, выгодная сделка: они получили возможность пополнить бюджет института и запустить целый блок рекламных статей в районной газете (каких трудов стоило мне уговорить редактора пропустить данный неоплаченный материал – отдельный разговор). Я же снова обрела спокойный сон. Но, как теперь оказалось, ненадолго.