А. ВАСИЛЬЕВ.Я предлагаю понять, что там, в этом зале, будут сидеть три часа человека четыре-пять гамсахурдиев, остальные все очень напуганные, зачумленные…

Ю.П.И ты хочешь встать и просвещать?

А. ВАСИЛЬЕВ.Нет-нет-нет. Я хочу, чтоб из этой комнаты та злоба, которая пойдет сегодня из зала, чтоб из этой комнаты такая же злоба не шла. Мы должны быть мудрее, спокойнее.

Ю.П.Ну скажите, дорогие, зачем я вас сюда позвал? Чтоб призывать к злобе, что ли? Давайте темперамент беречь для сцены.

А. ВАСИЛЬЕВ.Как сейчас из магазинов выгоняют: пришел армянин, скупил магазин и всех выгнал. Я говорю в принципе.

Ю.П.Не надо говорить в принципе ничего.

Б. ГЛАГОЛИН.В 92-м году не будет приватизации театра.

Ю.П.Ну, объявлено президентом, что в 92-м году никакой приватизации театров не будет. Ну так о чем же вы говорите? Значит, сами вы знаете и тут же начинаете говорить: придет армянин.

А. ГРАББЕ.А в 93-м?

А. ВАСИЛЬЕВ.Подожди. Никто не знает, что через два месяца будет.

Н. КОВАЛЕВА.Такой вот еще вопрос, который сильно беспокоит всех: по поводу привлечения иностранных актеров, что, мол, тут не останется русскоязычного населения.

Ю.П.Например, появился иностранный артист, который будет заниматься хореографией в «Электре».

В. ЗОЛОТУХИН.А почему этого нельзя делать? Это же делалось всю жизнь.

Н. КОВАЛЕВА.Но речь идет о том, что здесь никого вообще не останется.

Ю.П.А кто будет играть репертуар, который идет?

Никита ЛЮБИМОВ.Иностранные. (Кто-то смеется.)

Б. ГЛАГОЛИН.А как им платить, между прочим?

А. ВАСИЛЬЕВ.Они мечтают здесь все играть.

Ю.П.Этот несчастный иностранный артист жил у меня на квартире…

Б. ГЛАГОЛИН.И получил полностью за свой билет…

Н. КОВАЛЕВА.Ну понимаете, Юрий Петрович, там ведь люди, которые сегодня соберутся, многие просто напуганы, запутаны…

Ю.П.Ай бедные…

Н. КОВАЛЕВА.Ну придите к ним и скажите то, что говорите здесь — половина успокоится.

Ю.П.А чего мне туда идти, меня туда не звали. Милая, ну зачем мне приходить, когда без моего ведома там чего-то вывешивают…

Н. КОВАЛЕВА.Но они очень хотят вас видеть.

Ю.П.Если б они хотели бы, они не вывешивали бы. Не приглашали бы прессу. Там все прекрасно организовано — со знанием дела, посланы бумаги точные во все учреждения. Там работают большие специалисты. Так что это все прикидывание. Сейчас все все понимают и качают, как выражается советская лексика, права и кричат «мы не позволим», «мы не разрешим». Поэтому «придите к ним и скажите» — это опять абстракция. Кому я скажу — Габец?

Н. КОВАЛЕВА.Нет, другим.

Ю.П.А кто другие? Вот они пусть ко мне и придут. Они кабинет мой знают, в котором никогда не закрывается дверь, и всегда может прийти человек, и я ему спокойно скажу. Мы с трудом и сейчас спокойно разговариваем, и то все время выплески, а что там будет? Там же будет такой базар, такой крик, и я буду на старости лет это слушать — зачем? Я спокойно объясняю людям, которые со мной работают. Кто со мной будет работать, я тому и объясняю. А с рядом людей я не буду работать. Неужели я буду работать с теми, кто занимается такими вещами? Конечно нет. Я бы себя не уважал. Я могу из милосердия поговорить с любым и помочь, и дать деньги…

А. САБИНИН.Театр уже не первый раз переживает такие вот потрясения. Но вы же работаете с людьми, которые при, царство небесное, А. В. Эфросе были за то, чтоб быстрей снимать ваши спектакли, чтобы «делать быстрее новые», создавать репертуар, не хотели играть, но вы же с ними работаете, потому что вероятно вы считаете, что на профессиональном уровне у вас может быть с ними контакт.

Ю.П.Саша, не в этом дело. Во-первых, я стараюсь все-таки Библию читать и стараюсь в себе не культивировать такие чувства, как месть, злопамятство, сведение счетов. Меня этим не удивишь в моем возрасте, меня трудно этим удивить. Поэтому я и не занимался выяснением никогда: кто как себя вел при покойном Эфросе.