Сделать это в масштабе страны сегодня, похоже, невозможно. Значит, надо поставить заслонку в каждом отдельном человеке. Чтобы он ездил на Запад - и разочаровывался, смотрел на бывших сателлитов - и ненавидел, читал о чужих успехах - и огорчался. И не сказать, чтобы подобная тактика столь уж провальна. На внешнем, газетном, телевизионном уровне, на уровне макрополитики, имитаторской партийной борьбы и так далее все это, наверное, и в самом деле выглядит забавной деградацией. Но на уровне личных установок срабатывает. Я категорически не согласен, будто у сегодняшней российской власти нет идеологии. Как раз есть, имя ей - обида. Мы обижены, нас недооценили, нам хамят.

– В чем же причина той дурной цикличности, о которой только ленивый не высказался?

–  В удобстве и предсказуемости. Элите удобно устраивать такой маятник, а народу, по-видимому, удобна такая элита - она снимает с него всякую ответственность за происходящее.

– Каковы механизмы становления этой элиты? Почему она у нас всегда формируется путем отрицательной селекции?

–  Думаю, в элите концентрируются люди, готовые пойти чуть дальше или способные чуть на большее. Во времена относительных свобод нужно чуть больше способностей, энергии, дара убеждения - словом, активности. Во времена заморозков требуется, как в тюремной камере, готовность засунуть пальцы в глаза соседу на две секунды раньше или на два миллиметра глубже, только и всего. Собственно, это стороны одной медали.

Сегодня элита уже обеспечила себе максимум удобств - она сменяется автоматически. Пирамида сводится в точку. Народу на вершине все меньше. Дети нынешних замминистров имеют все шансы стать министрами. Кстати, ведь и количество детей уменьшается. Это главная мировая проблема: рожать не хотят. У нас это особенно заметно, причем именно в привилегированном слое. Дети золотого миллиона - это десять тысяч. То есть слой элиты все тоньше, а концентрация власти все больше.

– И что, у народа нет шансов порушить эту пирамиду?

–  Шанс был, в семнадцатом году, например, - у меня новый роман как раз о революции. Называться будет «Малые дети» или «Крестовый поход детей» - я еще не решил, роман только что отдан наборщице.

– Лучше «Малые дети». «Крестовый поход детей» был у Воннегута.

–  О прелесть невежества! Столько нового узнаешь.

– Почему же захлебнулся вариант семнадцатого года?

–  Потому что так называемая революционная аристократия немедленно упустила власть, и начался реванш. Тридцать седьмой год был не пиком его, а завершением. Кстати, я вполне убежден, что если бы не Отечественная война, Сталина бы опрокинули уже в начале сороковых. Шла непрерывная борьба, все более-менее устаканилось только при Хрущеве, который сумел мирно выйти в отставку. Его, по крайней мере, не убили. Но вместе с этой войной кончился и весь революционный заряд - началась сплошная пошлость, продажность, застой. Грубо говоря, в семнадцатом году произошла смена элит, но не смена правил.

Это не значит, что я противник великих утопических проектов. Это значит лишь, что в России под их предлогом продолжается все та же борьба, нескончаемое деление на земщину и опричнину. Про опричнину я написал довольно обширную историческую работу, доказывая, что это явление никуда не делось - все черты опричнины, хотя и на фарсовом уровне, наличествовали и в окружении Петра. И этот фарс был довольно серьезен, многим стоил жизни.

Всегда есть мания разделить страну на то, что считается своим, и то, что «опричь». Это разделение работает во все века - по классовому, сословному, национальному признакам. Сегодня и оно ушло на личный уровень. Человек обозначает в себе территорию опричнины. Происходит сознательная редукция собственной личности. Это - лишнее, это - не нужно… Но ведь так было всегда - в период раскола, скажем, когда происходил не просто раскол, но еще и раскол раскола. Никонианцы вовсе не были монолитны. Основным занятием во все времена было деление на своих и чужих, после чего начинались поиски врага среди своих.

– Кстати, на «Репетиции» никак не повлиял роман Владимира Короткевича «Евангелие от Иуды»?

–  Говорю ведь, я невежественный человек. О чем там?

– Тоже о том, как труппа актеров воспроизводит историю. Только там белорусские артисты семнадцатого века разыгрывают страсти Христовы и становятся сектой.

–  Даже не слышал. Нет, на меня влияли другие вещи, вполне прозаические. Появилась дача под Новым Иерусалимом, я стал часто бывать в тех местах. Одновременно меня начали тихо выживать с работы. Меня очень не любило институтское начальство.

Я осмелился спросить, почему мне не приплачивают за кандидатскую, посвященную творчеству Сергея Федоровича Платонова и нарративным источникам пятнадцатого века. Вышестоящий начальник, бывший секретарь парторганизации на железной дороге, сказал, что у государства нет денег доплачивать за мою степень. У нас были начальники с прелестными фамилиями - Чугунов, Автократов… Кстати, Автократов еще наиболее приличный из всех.

Я нагло спросил, откуда в таком случае государство берет деньги, чтобы доплачивать ему, начальнику. Он обиделся и решил не просто уволить меня, а посадить. Была создана целая комиссия, чтобы доказать, будто я подделывал бюллетени. Короче, мне пришлось уволиться, и мой непосредственный начальник - хороший историк и человек замечательный - в той ситуации дрогнул. Это был восемьдесят пятый год. Он хотел меня защитить, но побоялся. Чувствовал, видимо, вину. И в результате - я уже давно ушел из института - вдруг попросил о встрече, буквально на минуту. Где-то в центре сунул мне в руки папку и тут же сел в машину, уехал.

В этой папке была вся библиография по расколу, которым он много лет занимался. Я стал читать эти источники. Они меня поразили. Так я написал «Репетиции» - мой первый роман, который потом серьезно переделывал. Но первый вариант - именно в восемьдесят восьмом.

– В одной из повестей вашего отца описан фантастический прибор, позволяющий прочесть мысли щуки…

–  Да, и там самое забавное, что герой надеется на эволюцию щуки. А она и в год, и в два, и в три думает одну и ту же мысль: «Я хочу съесть карася!» Только в зрелости думает ее с большей интенсивностью, срываясь на интеллектуальный визг: «Яхочусъестькарася!!!»