Чтобы скоротать хотя бы час поездки, я, естественно, отправился на поиски вагона-ресторана. В отделанном синим плюшем пространстве скучала за салатом растерянная парочка. Растерянность объяснялась довольно просто - парочка не сориентировалась в курсе рубля к гривне. В результате скромные салатики достались им рублей по триста порция. А на кухне многообещающе шкворчало мясо. И обещало оно, разумеется, не столько радости гастрономические, сколько грядущий режим жесткой экономии, вызванный неосмотрительным ресторанным заказом.

Гораздо веселее проводили время наши проводники. Ни чая, ни иных излишеств нам не предлагали. Зато на каждой станции проводники, распугивая пассажиров, таскали угрожающих размеров ящики. Ящики разносились по разным купе. Пассажирам все это не слишком нравилось, но перед активностью проводников они, конечно, пасовали. Правда, фамилия (а может, прозвище) того, кому (судя по разговорам предприимчивых проводников) предназначались эти ящики, сводила все происходящее к какой-то умилительной детской игре. А звали его Дерибас.

После Курска ящики заполнили наше купе. Проводники что-то напутали и думали, что все купе освободится. В результате пассажирам было велено постели разобрать и сесть за столик у окошка. Пол, половину нижних полок и все верхние занял Дерибасов груз. Верхние полки угрожающе скрипели. Очень хотелось спрятаться от всего этого в вагоне-ресторане, но было банально жалко денег.

К счастью, обошлось. Поезд подъехал к Белгороду.

В 1904 году в Белгород по железной дороге прибыл император Николай II. Встречали его так. «В самый день царского приезда с 8 часов утра начали собираться в железнодорожном вокзале представители города, дворян, земства, крестьянских сообществ. Ровно в 9 часов утра у перрона ст. Белгород тихо и плавно остановился царский поезд, из которого вышли государь император с наследником престола… Встреченный полковым маршем почетного караула от 203-го пехотного резервного Грайворонского полка, а при обходе фронта - народным гимном, при кликах „ура“ вступил государь в станционный зал, где встречавшие депутации, поднося хлеб-соль, имели счастье выразить его величеству… приветствия».

Я же был встречен совершенно обнаглевшими таксистами. Все-таки сто пятьдесят рублей за четыре квартала - расценки абсолютно несуразные. Отошел на тридцать метров от вокзала, поднял руку. Из темного автомобиля вылезла физиономия беззубого водителя лет приблизительно шестидесяти. Быстро договорились о цене, я по привычке принялся пристраивать багаж на заднее сиденье, но с этим ничего не вышло. Там обнаружились три какие-то девицы лет по восемнадцать.

–  Любят меня бабы, - довольно прошамкал водитель.
– Никуда одного не пускают.

Пришлось держать багаж на коленях.

Зато в гостинице был рай. Правда, сначала меня вообще отказались селить. «Вы же с двадцать второго бронировали - а сегодня какое?
– Долгий взгляд на монитор.
– Да, действительно, двадцать второе. Но ваш номер еще не готов. Очень поздно приехали. Ну, в смысле рано». Затем мы выработали компромиссное решение - пока готовят номер, я сижу и ужинаю в ресторане при гостинице. Вот там-то рай и наступил.

Мое появление было встречено радостным маршем, который издавало электрическое пианино - белое такое, с клавишами, шевелящимися без участия музыканта. Хрусталь. Хрустящие салфетки. Улыбки метрдотеля и официанток. Вкусная еда. И наконец-то я в номере.

До революции некто А. Фирсов написал в очерке «Белгород и его святыни»: «Особенно хорош книжный, писчебумажный, игрушечный и музыкальный магазин А. А. Вейнбаума, помещающийся на главной улице под гостиницею, принадлежащей тому же хозяину. Последняя, носящая название „Номера для приезжающих“, имеет одиннадцать очень высоких, замечательно чистых, прилично меблированных, с отличными кроватями, номеров, с ценою от 50 коп. до 2 руб. в сутки; имеется здесь и прекрасная ванна, и телефон. В гостинице можно получать от 11/2 до 31/2 ч. дня обед из двух блюд за 60 коп., а из трех - за 75 коп. Есть в городе несколько и других „номеров для приезжающих“, но они хуже описанных».

Мне явно повезло гораздо больше, чем постояльцам А. Вейнбаума.

Прозаик Иван Василенко писал: «Я хожу по улицам Градобельска и считаю церкви. За три дня насчитал тридцать шесть. А жителей в городе не больше сорока тысяч. Интересно, чем они занимаются? Неужели только тем, что ходят по церквам? Чаще всех тут бросаются в глаза попы и монахи. Ими хоть пруд пруди. И очень много учащихся. В таком маленьком городке есть и мужская гимназия, и две женские, и духовная семинария, и реальное училище, и учительская семинария, и женское епархиальное училище. А возглавляются они старейшим в России учительским институтом».