Из- за синего забора выходят начальники в разноцветных касках, идут мимо меня. «А что здесь построено будет?» -Один (угрюмо): «Наше дело расчистить территорию».
– «Ничего не оставите?».
– «Ничего».
– «А когда завершите?» - «За месяц управимся».

Невероятно. Я многое способен понять… интересы, купля-продажа… но вот вам пресловутая мистика Петербурга: через месяц как раз и исполнится девяносто лет с того самого дня. Ладно, срыли, но эта запредельная выразительность, она-то откуда? Она-то зачем? Ну не может же такого быть, чтобы подгадали специально!

Не умея объяснить фантастическое совпадение, начинаю сам предаваться фантазиям. Вот, представляю, к высокопоставленному лицу в кабинет поступает откуда-то снизу предложение установить мемориальную доску: «В этом здании 29 октября 1917 года…» Как? Годовщина? Какая к черту история? Установишь доску - потом будет не срыть. А как же тогда бизнес-центр?

Иначе я объяснить не способен.

Сейчас уже почти вечер, я набиваю эти буквы, а в семистах метрах от Петропавловской крепости орудует ТЕРМИНАТОР.

Так можно и комплекс обрести. Чего ни коснусь достопримечательного, со всем какая-то ерунда получается. Придумал герою место работы - сторожить склад олифы в промзоне рядом с заброшенным Громовским кладбищем, и сразу потянули там наяву магистраль, и асфальт уже подступает к могилам. Отправил героиню в 80-е годы работать машинисткой в ДК им. Капранова - и тут же, в наши дни, снесли этот памятник эпохи конструктивизма. И стремительно растет на его месте много-многожилищное нечто, напоминающее Вавилонскую башню. Вот - упомянул Владимирское пехотное, с уставившейся на него пушкой-памятником, и…

Поразмыслив, понимаешь, однако, что дело не в твоей прозорливости и тем более не в магической силе словес, - все значительно проще. Тут, знаете ли, работает принцип «куда ни ткни…». Куда ни ткни, везде в СПб что-то случается. Где-то ломают, где-то расчищают, где-то закапывают ранее вырытое, уплотняют неуплотняемое, воздвигая что-то кричаще не петербургское.

Человек- из-Газпрома громко сказал: Петербург-де нуждается в новых символах.

Откуда знать ему, в чем нуждается Петербург? В каком вещем сне поведал ему Петербург о своих чаяньях?

В чем Петербург и нуждается - так это в том, чтобы не резали по живому. И чтобы не навязывали ему посторонних концепций, не подгоняли под «мировые стандарты», не принуждали подражать Москве.

Можно подумать, что в новом символе - по-вавилонски бессмысленно высоком небоскребе - прочтется иной какой-нибудь смысл, кроме буквального унижения старого и непреходящего символа города - золотого ангела-хранителя Петербурга, вознесенного на стодвадцатиметровую высоту.

Город переживает ломку - в обоих смыслах. Его ломают, и его ломает. Он перестает понимать, кто он.

Высокопоставленные городские чиновники с простодушной гордостью заявляют: «Санкт-Петербург - это уже бренд».

А мы думали, еще имя.

А я и не думаю уже, что имя «Санкт-Петербург» это верное имя нашего города.

Я легко называл его Петербургом, когда он был Ленинградом. В Ленинграде, даже после всех разрушений, реального Петербурга оставалось больше, чем в нынешнем городе.

Площадь Мира больше походила на Сенную, чем нынешняя Сенная, переставшая быть площадью Мира.

В ленинградские времена петербургскими писателями считали Некрасова и Достоевского. В ленинградские времена в этом городе жили ленинградские писатели - включая Ахматову, считавшую себя ленинградкой. И странным это никому не казалось. Я и сам чуть-чуть успел захватить «ленинградский период». Но вдруг в одночасье все стали петербургскими писателями, словно очутились без приглашений на литературном обеде за одним столом с Вяземским и Жуковским. Меня еще долго коробило халявное выражение «петербургский писатель», применяемое к нашим, ленинградским персонам. По правде говоря, до сих пор не привык.

Ленинградец - это означало судьбу. Ленин тут вообще ни при чем. Как бы ни назывался город, перенесший блокаду, правда его имени - любого!
– была бы обеспечена опытом того беспримерного испытания.

Все чаще говорим о небесном Петербурге. Где ж еще быть душе Петербурга, как не в чертогах верхнего мира?

А что здесь, на земле?

Как идеи, как эйдосы Петербург и Ленинград одинаково от нас закрываются - по мере приношения в жертву их материальных воплощений в пространстве города. Можно было бы сказать «во имя будущего Санкт-Петербурга», если бы у этого будущего было имя. Став брендом, название «Санкт-Петербург» перестает быть истинным именем этого места. Все чаще «Санкт-Петербург» кажется псевдонимом. И не одному мне. Город запутался в именах и перипетиях своей же истории. Истинное имя нам угадать не дано. Можно, конечно, подобрать подходящее - в первом приближении к тому, что имеем.

Санкт- Петербург-бис, например. «Бис» в неизменном значении -«дважды», «повторно». Обязательный возглас показного восторга - сверх безумных оваций нарочитому новому блеску, гламуру.

Заметки о литературном анклаве

В 1918 году в Петрограде сложилась уникальная ситуация: власть уехала, культура осталась.