Шрифт:
А в городе Краснознаменске, в библиотеке, дамы подсаживаются ближе к печке. Здание старое, печка действующая, и заседания литературного клуба «Чистый родник» зимой славятся уютом необыкновенным. Подоконники украшены бумажным кружевом, выставка «Родимый край» оформлена с учетом всех требований, библиотекарь Вера Васильевна Широкая говорит: «Популярность ЛИТО во многом упирается в вопросы „прикаянности-неприкаянности“ и „успокоенности-неуспокоенности“ городской интеллигенции». Оп-па. Прямо скажем, Вера Васильевна производит на неподготовленного человека чрезвычайное впечатление. Ради такого рода впечатлений Агата Кристи создала свою последнюю героиню, третьего (после Пуаро и Марпл) великого детектива - мисс Силвер, даму недюжинного ума, внешне неотличимую от скромной эдвардианской гувернантки.
Библиотекарь Широкая тоже любит фраппировать публику. Платок на нашей Вере Васильевне вязаный, кружева на окнах бумажные, а Вера Васильевна говорит: «Интеллигенты, как грибы, размножаются спорами», или: «Периферийная поэтесса - совершенно не обязательно пьяная дама с облезлой собачкой. Вот у меня собачка здоровая и красивая», а то и: «Богатый человек служит переносчиком культуры, даже если сам некультурен - как крыса, которая переносит заразу, даже если сама не больна. Самый глупый богач все едино привезет с собой дизайнерские вещи, модные привычки и новые праздники». Или: «Как груба жизнь, как груба! Я всегда говорила, если тебя послали на три буквы, почему обязательно послали „на хуй“? Может быть, тебя послали к фее. Пошла ты, тетка, к фее!»
Вера Васильевна написала преинтересный фантастический рассказ («политический фельетон») под названием «Розовые каски» - о войсках российских мифотворцев, стоящих в предгорьях Кавказа и пытающихся возродить из старых легенд советско-романтический образ горца (кепка, блондинки, гвоздики, коньяк). А ее программные стихи полны прелести: «В лосинопетровской мытище, в краснознаменской глуши». Эта «мытища» мне, конечно, очень понравилась - но разве же только мне? Вы думаете, у Веры Васильевны в кружке мало народу? Библиотека лопается. Из Дубны к ней ездят.
Долгое время я считала себя крупным знатоком провинциальных поэтических объединений, давним собирателем стихотворных нелепостей - словом, старой кружковкой. Как многим неофитам языкового хаоса, мне казалось: чем больше смешных строчек я соберу, тем всем будет веселее. Разве что Диану Коденко я согласна была считать подругой по интересам: молодая поэтесса, старательница авторской песни Диана (прошедшая школу краснодарских и новочеркасских поэтических кружков) опубликовала в одной из южнорусских газет часть своей личной коллекции:
«Дай, обниму тебя, Жучка. Морду целую твою. Верная, милая сучка Руку лизнула мою»; «Иные в тюрьмах песни пишут Огрызками карандашей, Хотя душа на ладан дышит И кровь сочится из ушей»; «Заткни кадык онучею, Не лай, как подворотник!– Октавою могучею Сказал один охотник».
Последняя цитата слишком хороша, чтобы быть правдой, как и всякая настоящая правда. Что же касается моего собрания, в нем лидерские места занимают самые простые строки. Поэзия должна быть грубовата. Вот, например, из «ветеранского» цикла:
«У солдата в штанах есть заветное место. / Это место солдату важнее всего. / Это место - карман. А в нем - фото невесты. / Что в далеких краях ожидает его».
Или из молодежной поэзии: «Мне восемнадцать исполнилось лет, / Тотчас без слов и придирок / Прокомпостирован мой билет / На восемнадцать дырок».
Уж я ли - думалось мне - не видала поэтических кружков? Неприкаянная дама, печальный чудак, бодрый умник - вот костяк всякого ЛИТО (Коломбина, Пьеро, Арлекин) - и так ли уж важно, какого качества пишутся стихи? Важно, что они вообще пишутся. Важна встреча, ожидание встречи, теплота.
Но я ошиблась. Типичные «периферийные литературные объединения» за последние год-два совершенно изменились. И, изменившись, они переживают сегодня пик популярности.
Свет и тепло
Дорога. Темнота. Затерянность. Сотня-другая километров темноты и тишины. Что там впереди? Тверь - в высокую духовность дверь. Мы торопимся посетить заседание тверского поэтического объединения «Роса», что собирается по вторникам в библиотеке имени Герцена. По бокам дороги - еловая тьма, полевая тоска, метельная поземка, сквозная автомобильная скука. Изредка мелькают вдоль дороги дощатые домики - скудная защита от лихой трассы, темной ноченьки. В ином оконце теплится огонек. Этот самый «теплящийся» огонек много лет и считался простейшей метафорой провинциального поэтического сборища; собрания уездных ли, губернских ли интеллигентов - это светлячок, очажок, островок культуры. «Очаговый характер культурного развития провинциальной России, - уютно пишет социолог Снегирева, - растет из такого феномена общественной жизни, как усадьба, исполняющего притягательную роль небольшого регионального центра, служащего соединительным мостом между культурой города и деревни, обслуживающего поэтическую функцию „присутствия одного времени в другом“».
А как тепло, нарядно принято называть ЛИТО! «Рассветная звонница», «Виктория», «Серебряная лира», «Чистый родник», «Близкие голоса», «Буйские голоса», «Зеленая лампа». «Зеленый шум», «Заря», «Гнездо», «Старица», «Горница», «Горлица». «Серебряное перышко», «Глубина», «Ивушка», «Иволга», «Струны души».
Теплые и светлые названия. Однако именно в последние годы стало очевидно, что «тепло» и «светло» - качества далеко не однородные. Литературные объединения как раз и разделились на те, что «свет» и те, что «тепло». Ох, какие это, оказывается, отличные друг от друга вещи! Многие думают, что мотыльки летят на свет. А они летят - на тепло.