Приехала в Москву в 1982 году из небольшого поселочка недалеко от Боровска Калужской области. С конкретной целью - работать ткачихой на ткацкой фабрике «Октябрь» (фабрика, теперь уже бывшая, в двух шагах). В советское время это была знаменитая фабрика. Что называется, гремела на всю страну. Предприятие специализировалось на выпуске высококачественных костюмных тканей, из которых, в частности, шили костюмы для членов Политбюро. Высокие, стабильные зарплаты. Мощная «социалка». Жила в соседнем общежитии, современном, вполне благоустроенном. Семья, дети. Детский сад, школа. Завидная участь.

В начале 90-х, понятное дело, все стало рушиться. Скоропостижная приватизация, невыплаты зарплат, сворачивание производства, сдача площадей в аренду. Как везде. Общежитие расселили, приспособили под что-то коммерческое. Светлане сначала дали комнату в другом общежитии, в Солнцево, а через пару лет - поселили в этот барак, в дом пять а. Вскоре фабрика окончательно встала, пришлось уволиться. Сейчас Светлана работает на каком-то заводе неподалеку (она произносит длинную аббревиатуру, которая моментально вылетает из моей памяти).

–  Знаете, я сейчас думаю: зря я в Москву уехала. Нет, уезжать так и так надо было - у нас в поселке ловить нечего, никакой работы нормальной, ни жилья, ничего. Вот только надо было не в Москву ехать, а в Обнинск. Наши многие туда уехали и довольны - все уже жилье нормальное получили давно, и работа есть, город красивый, много новых домов строят. Надо было мне тоже в Обнинск ехать. Молодая была, позарилась на Москву. Хотелось в столице жить, в большом городе. Вот, живу. Зарплата копеечная, денег в обрез, дети уже большие, школу заканчивают, сплошные траты на них. Живем в комнате. За коммунальные услуги мы тут платим от трех до пяти тысяч в месяц.

От названных сумм я впал в легкое остолбенение. Почему так много?

–  А хозяева так решили.

Кто владеет домом, Светлана не знает. По крайней мере, говорит, что не знает. Фабрика давно дом продала, потом его еще несколько раз перепродали. И вот сейчас им кто-то владеет (не город). И этот кто-то требует от трех до пяти тысяч в месяц. С обитателей тесных комнаток в одноэтажном бараке. В случае неуплаты инициируется процесс выселения (хотя до этого пока не доходило).

За открытой дверью во всей своей красе простирается Коридор. Длинный, кажущийся бесконечным. По бокам - двери, двери. Кухня общая. Санузел (там можно воспользоваться туалетом и принять душ) - тоже общий. У стен и на стенах стоит и висит дикое количество разных предметов - велосипеды, сундуки, какие-то баки, тазы.

–  А перспективы есть?

–  Перспективы… Пока никаких перспектив. Ничего нам не говорят, ничего не обещают.

Светлана улыбается спокойной, отрешенной улыбкой человека, который долгое время на что-то надеялся, а потом перестал.

–  А вот этот дом напротив - он тоже фабричный? Что там?

–  Там все то же самое, что у нас, да, тоже наши фабричные живут. Только там отдельные квартиры сделали, там еще как-то жить можно, не то что у нас…

Я ходил вдоль дома десять взад-вперед, ходил… Массивное двухэтажное строение, толстые потемневшие бревна, по стенам струятся желтые газовые трубы, образуя странно красивый узор. Уютно светятся окна. На многих окнах - стеклопакеты. Два подъезда, железные двери, кодовые замки. Кажется, такой домина спокойно простоит еще лет сто. Очень крепкий и основательный, что не характерно для бараков.

Проходит десять, двадцать минут. За все это время в дом не вошел и из дома не вышел ни один человек. Вечер, становится холодно. Ладно, видать, не судьба.

Респектабельная Можайка сияет огнями. К остановке то и дело подкатываются большие красивые белые автобусы. Они едут из Одинцово к Киевскому вокзалу. Магазины, машины. Оживление. Какие еще бараки, никаких бараков не было и нет, забудьте.

На другой стороне шоссе возвышаются два новых жилых дома. Один уже построен, другой спешно достраивают. Суетятся строители, поворачиваются из стороны в сторону высоченные краны. На балконе растяжка, каких в Москве тысячи: «Продаются квартиры в этом доме». И телефон.

Беспредельный быт университетского общежития в начале девяностых

Если меня когда-нибудь попросят заполнить графу с условным названием «мои университеты», я внесу туда помимо полагающейся мне по рангу аббревиатуры МГУ еще и три заглавных буквы Д С В. Так сокращенно называлось (и по сей день зовется) серое здание в минутах ходьбы от метро «Проспект Вернадского» - 22-этажная башня мышиного цвета, похожая на воткнутый в землю контейнер инопланетной и не слишком развитой цивилизации. (Почти как у Слуцкого: «Город похож на бред малокультурного фантаста».)