Шрифт:
Ш.: Вернемся, однако, к любви. Чем мы обладали при Брежневе? Временем. Мы могли им распоряжаться по собственному усмотрению: читать книги, крутить романы, «пить шампанское». Были привязанности! Была - Любовь. А теперь вместо любви нам предложили как бы свободу. Но она возможна только тогда, когда ты освободился от привязанностей. Для того чтобы это называлось Свободой, надо быть обладателем того, от чего отказываешься.
К.: А нужна ли нам вообще свобода? Еще перед беседой, если ты помнишь, мы договорились, что свобода и искусство - как гений и злодейство - две вещи несовместные. Так что пусть свободой занимаются члены региональных депутатских групп. Они сделают это профессионально. Наше же дело - искусство.
Ш.: Лучше бы ты не вспоминал о гении и злодействе. Если свобода - от гения, тогда искусство - это злодейство. Или наоборот. Искусство - от гения, но тогда свобода - это злодейство. Последнее мне больше импонирует. Прививка свободы к здоровому дичку нашего общества, основанного на псевдолюбви, может обернуться злодейством в любой момент (см. обстановку в Закавказье и Приамурье). Но ты, похоже, рассуждаешь об этом с высоты моцартианской. Что ж, имеешь на это полное право. Я же убежден, что гений и злодейство очень даже совместимы. Для покойного Пушкина оба эти качества сочетали в себе, например, и Борис Годунов, и Петр Первый. Пусть, конечно, профессионалы занимаются свободой в Верховном Совете. Но чем они профессиональнее, чем талантливее, не дай Бог, гениальнее, тем скорее возможен союз со злодейством. Другое дело, что искусство от этого действительно не зависит. Бог награждает талантом независимо от степени демократии в том или ином обществе.
К.: Все так, пока в дело не вмешается телевидение. Из Откровения Иоанна Богослова следует, что кризис искусства - первый признак приближающегося конца света. Телевидение стремится усилить кризис искусства, потому что выхватывает его из контекста, лишает целостности. Все становится фрагментарно. Немного политики, через минуту - немного пресловутой рок-музыки, потом кто-нибудь станцует, потом фрагмент фильма и - снова политика. Образец - программа «Взгляд». И при этом телевидение претендует на то, чтобы зрители весь мир воспринимали через экран. Чтобы в театр, кино, на выставки, концерты больше не ходили, а ждали дома, когда им все это преподнесут во фрагментах.
Ш.: Ты прав. Целостное восприятие мира возможно только тогда, когда произведение искусства воспринимается непосредственно и не во фрагментах. Но наше телевидение может способствовать этой целостности, если, конечно, оно от Бога, а не от дьявола. Что я имею в виду? Трансляцию заседаний Верховного Совета. Среди народных депутатов есть артисты, поэты, кинорежиссеры, даже спортсмены. Если они будут готовить свои выступления по законам того вида искусства или спорта, который принес им славу, тогда никакой фрагментарности, разорванности не будет.
К.: Ты хочешь сказать, что Кобзон должен свое выступление спеть, а Махмуд Эсамбаев сплясать?
Ш.: Именно! Если большинство нашего народа окажется за подобную реорганизацию Верховного Совета, то смотри, что получится. Открывается заседание. Уже все включили ТВ. Начинается с политики, а потом - в зависимости от регламента - немного музыки. Ласковый Разин, например (который баллотировался в народные депутаты), споет что-нибудь. Потом кто-нибудь поговорит, потом кто-нибудь станцует. В общем, получится большая «Поп-механика» - действо, принцип которого изобрел ты, я только развиваю мысль дальше.
К.: То есть ты считаешь, что моя «Поп-механика» должна стать телевизионной?
Ш.: Да! А телевидение - поп-механическим.
1991, № 6. Юрий Афанасьев. Ultima Ratio НОБЕЛЕВСКОГО ЛАУРЕАТА
В ночь на 13 января в Вильнюсе Советская Армия убивала литовцев.
В «эру Горбачева» кровь в столкновениях народов последней мировой империи течет ручьями, а порой - рекой. Кремль пытается приучить нас к тому, что межнациональная резня - дело обычное и неизбежное. «…»
Понятны предпосылки «литовского кризиса». Уже давно представители демократических кругов говорили о необходимости радикального пересмотра сталинско-брежневской Конституции Союза ССР, о косметическом характере ее «модернизации» в интересах «реформистов» от партократии. Имперская суть этого документа оставлена Горбачевым без изменений и, таким образом, нынешние карательные акции новоявленного диктатора имеют квазиюридические основания. При сомнительной законности своего президентства (Горбачев получил лишь 52 % голосов Съезда народных депутатов, по крайней мере на треть составленного из делегатов от КПСС и подконтрольных ей «общественных организации») Президент поспешил узурпировать максимум полномочий, с помощью указов закрепить социалистические институты и заявить об отмене ряда принципиальных решений республиканских Верховных Советов. За годы «перестройки» ничуть не изменилось положение армейской бюрократии и КГБ - опоры власти ЦК КПСС, - зато мировому общественному мнению польстили отменой одиозной 6-й статьи Конституции, формально закреплявшей власть КПСС. «…»
Народы Литвы, Латвии и Эстонии используют в своей борьбе только цивилизованные методы, отказываясь от тех ее зверских форм, которые присущи внутримусульманским и мусульмано-христианским конфликтам, затрудняя тем самым открыто репрессивные действия Кремля. Национализму стран Балтии безусловно сочувствует мировое общественное мнение, что делает угрозу обретения ими независимости тем более реальной и нестерпимой для Горбачева. Дополнительную сложность для Президента СССР создает и то, что пример борьбы Балтийских республик против коммунизма с опорой на идею национального возрождения особенно понятен для остальных «национальных меньшинств» империи. Хотя, с другой стороны, национально-освободительный характер народных движений Балтии позволяет необольшевикам использовать привычный для межнациональных распрей жупел сохранения тоталитаризма.