Шрифт:
– Да милиция смотрела, все кому следовало смотрели, высылали их подальше…
– На их родину? В дикие места? В прерии?
– Да, да… были они круглые, жирные, в кольцах на всех пальцах… Да, шайка была большая.
– А перья на голове были?
– У женщин на шляпах.
– Страусовые?
– И страусовые.
– Дедушка, а почему они любят танцы «шимми» и «фокс-трот»? Это танцы диких, да? Дедушка, а что это такое «буржуазная сволочь»?
– Это вымершая порода людей. Разве только в самых диких уголках, в непроходимых лесах и болотах встречаются отдельные экземпляры. В этнографическом музее можешь увидеть мумию этой сволочи…
– Дедушка, она не может ожить?
– Нет, детка, она засохла. Да пусть оживет: теперь она не страшна.
– А что такое «сокращение штатов»? Это в Америке? Дедуся… деду… задремал! Дедушка-а!
– Что?! А?!
– Задремал ты, а я тебя за колено тронул.
– Спасибо, внучек, что разбудил: снилась всякая дрянь. Романовы, Распутин, Ллойд Джордж, Пуанкаре, Керенский…
– Дедушка, а что это такое?
– Завтра, внучек. Завтра, сейчас спать пора.
Исидор Гуревич
Сын Ротшильда (Провинциальная трагедия)
Папаша Эпштейна - кустарь-одиночка. Имел часовой магазин. Был скромен, был ласков, был беден и - точка. Семейство Эпштейна - жена, сын и дочка. Имущество - пара перин. По улицам стыли зеленые лужи. Тащились унылые дни. Мамаша заботливо стряпала ужин. Папаша за стойкой сморкался, простужен, Вдыхая букеты стряпни. Иосиф Эпштейн, сын Эпштейна Арона, Курчавый, в веснушках, семнадцати лет, Решил, что довольно будильников звона; Настроившись в общем весьма непреклонно, В столицу взял в «жестком» билет. Рыдали: папаша, мамаша и дочка, Слезой поливали дощатый перрон. – Не бойся, Иосиф: «кустарь-одиночка» Для вузной анкеты - похвальная строчка И лучше, чем, скажем… барон!… Бом! Бомм!!– Хорошо ли ты спрятал десятки? – Фуфайку, фуфайку в дороге надень! Поплыли: платформа, папаша «в крылатке», Газетный киоск, две цветочные грядки И новый, пленительный день. Сентябрь золотистый глядел в спину лету, Прохладные утра льнули к зиме. Иосиф заполнил со вздохом анкету, И, щурясь навстречу осеннему свету, По вузовским плитам шагал в полутьме. Глупость ли? Случай?… Но жертвою строчки Пал юный Эпштейн, нерасцветший талант. Не всякого мама рожает в сорочке: В графе «род занятий» на хитром листочке; Забыв благодать «кустаря-одиночки», Махнул… «часовой фабрикант»! Ужели же правда? И нет ли описки?? Ведь сердце вступило с надеждой в союз! Сказал председатель: «Забыли о чистке? Если включать нам заводчиков в списки, сам Ротшильд попросится в Вуз!… Рыдали: папаша, мамаша и дочка, Слезой поливали дощатый перрон. Ты плачешь, Иосиф: «кустарь-одиночка» Для вузной анкеты - похвальная строчка. И лучше, чем, скажем… барон!…
Александр Флит
«Буревестник», № 1-2, 1925
Спренжинер и его метод
Это было очень давно… Случайно пришлось мне посетить Одессу… Все показалось мне в этом городе интересным! Но самым интересным был, безусловно, Спренжинер.
Я стоял на перекрестке двух лучших одесских улиц, и характерный гортанный шум бурного городского котла окружал меня. И вдруг какой-то писклявый тенорок донесся до моего слуха:
– Что? Вы не знаете старинной фирмы Балагулова и Ко?
Тогда, простите, мне даже неловко! Я хотел бы иметь столько копеек за всю свою жизнь, сколько пуговиц пришивается этой солидной фирмой каждую минуту к выделываемым ими рубашкам.
Принц Монакский страдает бессонницей, когда он спит не в рубашке Балагулова и Ко! А если вы подумаете сравнить эти многоуважаемые рубашки с рубашками какого-нибудь голоштанника Шевелева, то вы увидите, что это за разница, которую ни один рак никогда не съест! Что может быть мечтательнее фирмы Балагулов и Ко, Арнаутская, 6, второй этаж!?
Человек, хваливший фирму Балагулова, усиленно размахивал руками. В его тоне сквозила дикая уверенность в своей правоте. Правда, он говорил об этих рубашках более экспансивно, чем требует обыкновенное удовлетворение бельем, но я не знал Одессы и потому послушался убедительного оратора. В тот же день я купил комплект белья у фирмы Балагулов и Ко…
На завтра довелось мне опять побывать на том же углу, где горячился писклявый тенорок… Кругом было страшно шумно, но через весь шум и гам я услышал нотки знакомого голоса. С непередаваемой страстностью голос этот скрипел:
– Ребенок вы! Разве обязательно нужно быть одесситом, чтобы знать лучший магазин белья Якова Шевелева? Разве в Африке каждый слон не знает Шевелева? Всякое тело, которое купается, минимум, раз в три месяца, должно изъявить горячий протест, если его не облачают в рубашки Шевелева - Симферопольская, 8, вход со двора… А говорить про этого прощелыгу Балагулова, когда жив еще Шевелев, - это то же самое, что мазать хлеб гуталином, вместо красной икры!!!
Я был ошеломлен! Я знал, что вкусы у людей меняются, но не в течение суток… В конце концов, я сам стал жертвой отвратительного Балагулова. Вчерашняя сорочка жгла мое тело, а внутренний голос шептал мне: «Иди немедленно к Шевелеву, а Балагуловскую дрянь выброси в Лиман…»
Но я не пошел к Шевелеву, а обратился к писклявому тенорку:
– Слушайте! Что все это значит? Вы орете каждый день другое, вы смущаете приезжих, вы возбуждаете одну часть населения против другой, черт вас возьми!
– Очень приятно. Спренжинер, Шалашная, 3, - ответил мне крикун.
– Что все это значит?
– Вот что: рубашки Балагулова я буду хвалить до тех пор, пока Балагулов дает мне возможность иметь хоть одну собственную рубашку. А когда вчера вечером он мне сказал, что рубль в день за рекламу - это бешено много, так рубашки Шевелева моментально улучшаются… Aх, что говорить! Вы думаете, все рождаются в сорочках? А у меня тоже дети, которые больше любят хлеб, чем халву, только потому, что халву они еще вообще ни разу не ели! Своя рубашка ближе к телу, - закончил он и убежал…