Владыка советует поначалу читать небольшое количество Иисусовых молитв, но следующим образом: «Во-первых, с предельным вниманием, которое ты можешь вложить в молитвы; во-вторых, со всем благоговением, которое ты можешь вложить в действие, когда подходишь к Живому Богу. В-третьих, с надеждой и мольбой о покаянии, о том, чтобы Бог тебя изменил, — и ничего другого. Не вкладывай чувств и мыслей в нее, пока молишься. Предоставь Богу дать тебе любые мысли, любые чувства, какие Он захочет; а ты Ему просто говори, предстоя перед Ним. Если навыкнуть этому, если Иисусова молитва привьется, тогда можно молиться немножко больше».

Особо важной представляется следующая мысль владыки: «Но совершенно необходимое условие: вначале выбирать такое время, когда можно ею [молитвой] заниматься без развлечения, без помехи, со всем вниманием и благоговением; причем заниматься не долгое время, а, скажем, прочесть десять раз. Если есть возможность — сказать молитву, помолчать, положить земной поклон, встать, дать себе телесно успокоиться и произнести молитву еще раз. Если класть поклоны и произносить Иисусову молитву одновременно и в быстром ритме, тогда постепенно от телесного упражнения рождается какое-то полуистерическое состояние, набегает одно на другое, так что человек теряет трезвость. В Иисусовой молитве, как во всякой молитве, надо избегать того, чтобы нарастало какое-то настроение; все, что произойдет в душе, должно быть от Бога. Он должен вложить в нас чувства; Он должен дать нам мысли; Он должен исправить нашу волю; Он должен как-то дойти до нашего тела. Но мы не должны это делать [молиться] как бы взвинчивания себя, — это очень важно»{313}.

Важнейшей частью распорядка является удачно выбранное для молитвенного правила время. Известная подвижническая заповедь Исаака Сирина гласит: «Всякая молитва, произносимая тобою ночью, да будет пред очами твоими важнее всех дневных деяний»{314}. И не одним только отшельникам и пустынникам рекомендовано для молитвенных занятий темное время суток, но всем тщательно подвизающимся. «Лучше всего отбывать сей урок ночью», — наставляет свт. Феофан начинающего делателя, желающего приступить к молитве Иисусовой.

О предпочтении ночного времени для молитвенных занятий пишет в своих «Наставлениях о молитве и трезвении» свт. Иоанн Златоуст: «Будем приучать себя к тому, чтоб прилепиться к молитве и молиться и днем, и ночью, особенно ночью, когда никто не докучает делами, когда улегаются помыслы, когда вокруг все безмолвствует и ум полную имеет свободу возноситься ко Врачу душ. Если блаженный Давид, царь вместе и пророк, столькими озабоченный и утомляемый делами, полночь посвящал молитве… то мы, частную и немногодельную проводя жизнь, что можем сказать в свое оправдание, не поступая так, как он?.. Не для того дана ночь, чтобы мы всю ее спали и бездействовали… Тогда [ночью] душа бывает чище, легче и бодрее, бывает особенно способна воспарять и возноситься горе; самый мрак и совершенное безмолвие много располагают к умилению. Преклони же колена, воздохни и моли Господа твоего быть милостивым к тебе. Он особенно преклоняется на милость ночными молитвами, когда ты время отдохновения делаешь временем плача… Для чего Сам Христос провел на горе целую ночь (Лк. 16:12)? Не для того ли, чтобы подать нам Собою пример? Будем же подражать Ему, хотя отчасти, чтобы не напрасно украшаться именем Его»{315}.

Иоанну Златоусту вторит свт. Игнатий: «Темнота ночи закрывает предметы от любопытных взоров, тишина безмолвия не развлекает слуха. В безмолвии и ночью можно молиться внимательнее. Господь избирал для молитвы своей преимущественно уединение и ночь», чтобы и мы «последовали Его примеру. Господу, для него Самого, нужна ли была молитва?.. Многие благоговейные христиане, в особенности иноки, совершают очень продолжительное вечернее правило, пользуясь тишиною и мраком ночи… В те часы, в которые слепотствующий мир предается буйным и шумным увеселениям, рабы Христовы плачут в тишине своих келий, изливая усердные молитвы пред Господом»{316}.

При чтении Иисусовой молитвы может возникать искушение спешкой, когда человек невольно начинает торопиться, чтобы побыстрее пройти положенное число сотниц. Этим, конечно, ослабляется внимание, рассеивается ум. Во избежание непроизвольной спешки признано полезным отказаться от счета и ограничивать правило не количеством молитв, а определенным промежутком времени. Насколько прост этот способ, настолько же эффективен, и подвижники часто пользовались им, отводя на правило нужное количество часов.

Старец Феодосий Карульский в своем дневнике записал: «Правило свое я… сократил на две тысячи молитв, или двадцать четок, по времени около двух часов. И правило молитвенное отселе я буду совершать, несмотря на количество молитв или четок, а [устанавливая] время, какое требуется для совершения их, и это для того, чтобы иногда, гоняясь за количеством положенных молитв, не поспешить в ущерб качеству молитвы. При наблюдении же одного времени легче избежать этой нашей человеческой немощи»{317}. А в жизнеописании Иосифа Исихаста встречается такой эпизод: «Туда [в пещеру] он удалялся каждый вечер и оставался там в течение шести часов после захода солнца, непрестанно повторяя молитву… Чтобы добиться точности распорядка, он брал с собой будильник… так что звонок [через шесть часов] означал завершение ежедневного правила»{318}.

Отказ от подсчетов благотворен не только в отношении молитвы, он с пользой применим и к другим подвигам. Назидательный пример являет монах Мартирий Глинский [113] , имевший правилом «полагать бесчисленные земные поклоны, которых никогда не считал, и другим при наставлении говаривал: „Когда кладешь поклоны, не считай их, вот и не будешь думать, сколько положил… не будут беспокоить тщеславные помыслы. Бог все видит и знает, а нам-то для чего знать“» {319} .